Евгений Чичваркин о русских в Лондоне: люди детей из токсичной среды вывозят

Елизавета Осетинская попросила предпринимателя подвести итоги этого десятилетия. Кроме того, Чичваркин рассказал, как идут дела у его лондонских проектов: магазина Hedonism Wines и ресторана Hide, поделился ощущениями от брекзита и объяснил, почему поддерживает либертарианцев в России. Полная версия интервью — в YouTube-канале «Русские норм!»

«Я очень мягкий либертарианец»

— Почему не сбылось предсказание, которое ты сделал в интервью «Русским норм!» в мае 2018 года? Мы поспорили тогда, ты сказал, то экономика России рухнет до конца 2019 года, что реальные дохода населения упадут, как минимум, на треть. 

— Потому, что 11 лет не было рецессии в мировой экономике. В 2018 году у меня были апокалиптические ожидания от всего. Но, так или иначе, это все равно произойдет, вопрос — через год или через два, к сожалению. Но я рад, что у нас есть эта прекрасная счастливая пора. 

— И мы наслаждаемся ею в твоем прекрасном ресторане. Кстати, как за эти полтора года ресторан развился? 

— За это время мы получили мишленовскую звезду, огромное количество прессы от всяких приятных людей, журналистов. Многое мы уже поменяли. Улучшили сервис.

— А денежки? 

— С деньгами были два больших провала, но сейчас все очень хорошо.

— А почему были провалы? 

— В том числе из-за опасений, связанных с брекзитом. Вся индустрия немножко хроманула на районе. 

— Люди испугались? 

— Да, не тратили долгое время. Но их отпустило 12 декабря 2019 года (в этот день Консервативная партия победила на выборах Лейбористскую и стало понятно, что брекзит пройдет по сценарию лидера тори Бориса Джонсона: переходный период будет длиться до конца 2020 года. — Прим. The Bell).

— А ты приветствуешь брекзит? 

— Абсолютно. Не все понимают, мимо какого кошмара эта страна пролетела. Мимо национализации железных дорог, почты, роста налогов и всего того, что предлагал [лидер Лейбористской партии Джереми] Корбин. Я как капиталист…

— Предприниматель, либертарианец, ультракапиталист…

— Я не ультра совсем. Я за то, что не должно быть нищих. Я за обязательную бесплатную медицину и образование. Я очень мягкий либертарианец. Но бизнес вообще трогать нельзя. 

«Россия выбрала путь назад, в сельпо»

— Формально заканчивается десятилетие — начинаются 2020-е. Давай подведем итоги. Я буду называть тренды, которые заметила, а ты будешь говорить, что о них думаешь. Первый тренд: я заметила рост популизма и сильную поляризацию мнений, причем во всем мире. 

— Популизм был всегда. Я недавно прочитал про дебаты вигов и тори в начале века, там тоже популизма было много. То, что декларировали национал-социалисты, — чистый популизм. Такая же социалистическая чушь и сейчас потоком несется в уши, которые держатся на не очень крепком мозге. Они впитывают, и чушь становится мнением, точкой зрения. Поляризация мнений, наверное, действительно, более радикальная сейчас, люди сбиваются в группки. Может это и к лучшему. Неприятно находиться рядом с людьми, которые считают, что красные ботинки — это признак гомосексуализма, а гомосексуализм — это признак греха. Желательно даже в одном городе с ними не находиться. 

— Вторая важная штука — уберизация, shared economy. 

— Shared economy — отлично. Я прекрасно представляю себя арендующим грузовичок на 25 декабря, если мне нужно что-то отвезти покупателю. 

— Плюс появились всякие коворкинги, Airbnb и прочее. 10 лет назад ничего такого не существовало.

— Ну и телефоны были каким-то дерьмом 10 лет назад. 

— Третья штука. Китайские туристы и вообще китайская экономика. Китай как сверхдержава. Мне кажется, 10 лет назад не было такого. 

— 10 лет назад это началось. Понятно, что [китайских туристов] будет больше и больше. На следующий год прогноз МВФ по росту экономики Китая — больше 6%. Да, рост замедлился, 9 лет назад было 10%, но и Китай уже — вторая экономика в мире. 

— У тебя много китайских туристов?

— Конечно, они и в ресторане заметны, а в магазине — особенно. 

— Много тратят? 

— Очень много тратят. Все лучше разбираются, очень требовательны, грубоваты все еще. Все-таки советские. Все постсоветские люди недоверчивы, грубы и долго торгуются. Проверяют — чтобы  не обманули, смотрят, все ли бутылки на месте, те ли. Ну, надо, так надо.

— Еще мне кажется, мир в целом пришел в расколбас. Арабская весна ведь тоже была в этом десятилетии.

— И, судя по всему, толком она не закончилась. Теперь в Южной Америке что-то происходит. То Чили, то Боливия…

— Почему мир колбасит? 

— Просто от уродов избавляются люди. Образование-то все-таки люди получают — хотя бы 10 классов в школе. Сейчас живет второе-третье поколение образованных людей, постепенно они начинают разбираться. Почему у нас путинское окружение мочит образование, старается, чтобы его не было? Они понимают, что образованные люди повалили Советский Союз, образованные люди сделали Пражскую весну, образованные люди потом добили социализм в Чехии. Поэтому Путин и его окружение пытаются военных загнать и всяких попов, чтобы народ был как можно более злой и тупой. 

— Тоже тренд десятилетия — целых две волны эмиграции. 

— Я слышал, что в России 12 млн человек не хватает, согласно данным переписи населения. Физически люди не находятся в стране по разным причинам. Учатся за границей, где-то временно живут, а в стране просто не находятся.

— Ну да, флагом не машут, не заявляют, что уехали, и все… 

— Просто находятся в другом месте.

— Возможно, они ждут…

— Они ждут вид на жительство.

— Или что дома там что-то изменится. 

— Нет, они ждут вид на жительство. 

— В Лондоне заметный приток таких людей?

— Да, прямо волнами идет. Первая волна, насколько я понимаю, это было в самом начале нулевых, когда убежали Березовский и Гусинский. Потом — юкосовцы. Потом все было спокойно. А потом 2008–2009 годы, когда начали расчихвосчивать бизнесы.

— А 2012-й и 2014-й?

— 2012-й – спокойно, а с 2014-го — опять.

— А что за люди сейчас едут? 

— Едут даже те, у которых все хорошо. Просто детей из токсичной среды вывозят.

— Русские составляют конкуренцию китайцам за места в твоем ресторане?

— Из-за инстаграмчика русских у нас все еще много. Но так было изначально и в Hedonism [Wines]. Потом все пришло в какой-то баланс.

— Явный тренд: Россия выбрала специальный путь.

— Специальный путь назад, в сельпо. Это очень печально, ни к чему хорошему это не приведет. Нам все равно придется грести за Западом, просто это будет дольше.

— Почему?

— Потому что путь — один.

— Может, за Китаем грести.

— А в Китае тоже западные ценности. Все успешные китайцы — это люди с западными ценностями, успешные компании — про-западные компании, устроенные по западным принципам ведения бизнеса. 

— Ты сказал об инстаграмчике. 10 лет назад инстаграмчика не было. Соцсети — тоже супер тренд.

— 10 лет назад была жежешечка уютная.

— Мне кажется, что соцсети поменяли и устройство нашей жизни, и нас самих.

— Нас поменяли [мобильные] устройства. Из-за них пришли и соцсети, и каршеринги, вот это индивидуальное устройство — наш способ подсоединения к миру.

— Что еще вместе с ним пришло? Мне кажется, отсутствие privacy тотальное.

— Наоборот, оно другое стало. Можно не озираться по улицам, не приставать к девочкам, можно в Tinder или в каком-нибудь Badoo залогиниться, и сами все слетятся.

— При этом никакие твои данные больше не являются твоими.

— Почему? Просто не клади свои данные туда. А какие там данные? Твой e-mail, ну и подавись ты этими данными.

— А если банк, в который ты обратился за кредитом, захочет данные получить.

— Так и раньше было. Ты обращаешься в банк за кредитом и приносишь туда всю подноготную от Ивана Великого.

— Но феномен хейтерства, тем не менее, возник вместе с соцсетями.

— Напомнить, как человеку с длинными волосами было в 1987 году в общественном транспорте в Москве? Сразу начиналось: «Непонятно, ты мужик или баба, космы-то у тебя какие, хулиган». Я застал это. Мне мама рассказывала, как ее хейтили за внешний вид чужие люди. Это просто перешло в соцсети. 

— Есть какая-то штука, которая тебе лично запомнилась за последние 10 лет? Необязательно позитивная. 

— Это разочарование из-за того, что произошло с россиянами после Крыма. Я знал, что таких людей много, но я не представлял — сколько. Последнее голосование на президентских выборах в 2018 году показало, насколько все плохо. Это прямо печаль. 

«До 2018 года мне казалось, что произойдут изменения»

— Ты по-разному говорил про отношение к России. Ты говорил: «Может быть, я в 2019 году вернусь». Потом ты говорил: «Я не вернусь никогда». 

— Да, до 2018 года мне казалось, что произойдут какие-то изменения. Сейчас мне понятно, что ничего не произойдет. 

— Но ты продолжаешь коммуницировать с Россией, поддерживать.

— Мне не все равно.

— Твоя идея поддерживать и либертарианскую партию, и ФБК [Алексея Навального] меня, честно говоря, удивила (в ноябре 2019 года Чичваркин объявил о создании фонда Anti-corruption & Libertarian Fundraising, который будет собирать деньги за рубежом для поддержки ФБК Алексея Навального и либертарианских активистов. — Прим. The Bell). 

— Почему?

— У них противоположные взгляды.

— Не совсем противоположные. У одних нет какой-то сетевой структуры, но есть близкая мне идеология, а у других есть работающая штука, которая шатает трубу. 

— В следующие 10 лет ты вернешься в Россию?

— Нет.

— Хотя бы съездишь?

— Нет. Я не хочу уже. Я передумал.

— У тебя теперь звезда Мишлена. Наверное 10 лет назад ты не думал, не гадал.

— В жизни не могло прийти в голову такое. 

— Что повлияло?

— Татьяна, конечно. (Татьяна Фокина — управляющий директор Hedonism Wines и Hide, подруга Евгения Чичваркина. — Прим. The Bell). В жизни бы не было никакого мишленовского ресторана.

— Это как-то стилистические изменения или бизнесовые?

— И стилистические, и эстетические, и вкусовые, да.

— Когда ты сделаешь ресторан прибыльным?

— Может быть, уже в следующем году. В этом году, наверное, будет честный мужской ноль. В первый год был жесточайший минус, но мы уже многое привели в порядок. 

— А в вине как дела?

— Там все очень хорошо. Там розница, там понятно все.

— Будучи неофитом в ресторанных делах, ты какие-то ошибки явные совершил?

— Конечно. Здесь мы совершили одни ошибки. Мы — потому что я принимал не так много решений. Ошибки можно легко свалить на менеджмент, потому что менеджмент был очень активный.

— Назови парочку.

— Раздули офис, перетратили денег. Были абсолютно нелепые смены лишние. Было меню afternoon tea, которое особо было не нужно. К сет-меню сверху добавилась à la carte. Это хорошо работает, потому что далеко не все новые лондонцы хотят, чтоб за них решали, они хотят все решать сами. Добавили гибкости, сократили число сомелье, но включили комиссионную систему. 

«Россиянам я желаю собраться с силами и с мыслями»

— Давай про будущее поговорим. Про хорошее.

— В прошлый раз я облажался капитально. Я не мог поверить, что после всей этой изоляции, после того, как они давили яблоки, кормили детей тухлой кониной, их все равно будут поддерживать и любить. Вот это полный ******.

— Мне кажется, никакой любви нет. Просто люди боятся перемен.

— В 1990 году на Манеж вышло 350 тысяч человек. Их было ничем не остановить. Они просто пешком шли, со всей Москвы, просто шли пешком к Манежу.

— Это два разных состояния, я думаю. Нелюбовь и состояние, когда надо что-то менять.

— Я согласен. Хорошо, нет решимости. Здесь же не фальсифицировали выборы, в Лондоне. Все равно Путин получил почти 60%. Что это такое. В прошлый раз 60% было у Прохорова, сейчас — у Путина. Злобные, серые люди приехали с каких-то окраин, какие-то тетечки приехали, в одежде цвета грязных ушей, грозили нам кулаками. 

— Давай про хорошее хоть чуть-чуть попробуем. Что в ближайшие 10 лет изменится в твоем ресторане? Будут какие-нибудь, я не знаю, роботы работать?

— Я думаю, что у нас будут все серьезные винолюбители. И это будет место серьезного винопития. Может быть нам дадут еще каких-нибудь наград.

— То есть, будет все очень традиционно.

— Ресторан таким и планировался. Хотя здесь уже не очень традиционно. Скатертей нет.

— Это большой шаг, конечно.

— Достаточно большой. Если ты хочешь мишленовских звезд и прочего, введи дресс-код, постели скатерти — сразу появятся люди, которые пьют Château Margaux, которым глубоко претит рок-музыка и китайцы в трениках Gucci за соседним столом.

— Англия вернется в Европу в ближайшие 10 лет?

— Европа болеет. Она бы вернулась, если бы Европа не болела.

— А Европа не выздоровеет за 10 лет?

— Может начать выздоравливать. Желтые жилеты — вестники разлуки. (Движение желтых жилетов — протестное движение во Франции, появившееся в конце 2018 года. — Прим. The Bell). 

— Люди посмотрели и сказали: мы так не хотим.

— Посмотрели: у нас что, будут законы, по которым их разгонять нельзя? В Европе, например, ты не можешь поставить все телефоны в неблагополучном районе на прослушку и отбирать по ключевым словам тех, кто торгует наркотой, у тебя на каждого человека должна быть санкция прокурора.

— А ты бы разрешил слушать?

— Да. При условии, что полиция не коррумпированная. Ничего страшного, пусть слушают, ради Бога.

— Сколько будет стоить самое дорогое вино в твоем магазине через 10 лет?

— Миллион [долларов]. 

— А сейчас сколько самое дорогое вино стоит?

— Сейчас самое дорогое — 98 тысяч. 

— Сколько звезд будет у Hide?

— Максимум две.

— Сколько у тебя будет денег через 10 лет?

— Я надеюсь, что несколько сотен миллионов в разных активах.

— Подорожает ли недвижимость в Лондоне?

— Обязательно. Сомнений нет никаких. 

— Путин еще будет через 10 лет?

— Нет.

— Уверен? А что будет?

— Не знаю. У меня нет мнения. Я вижу, как градус недоверия растет к нему, ему очень тяжело будет протянуть 10 лет. И он плохо стареет.

— В каком смысле плохо стареет?

— Есть мудрые старцы, которых все слушают, открыв рот — что они ни изрекут, то мудрость. Условно говоря, царь Соломон. А у него продолжаются гопнические шуточки. И он показывает, что он не умеет считать. Он не понимает, что происходит. Если у тебя впечатления о мире складываются из того, что тебе распечатают крупным шрифтом эфэсбэшники, ты через какое-то время оказываешься в иллюзорном мире, который не соответствует реальному.

— А русских будет в Лондоне больше или меньше?

— Больше, конечно. Приедут через год-два. Будет третья большая волна, она будет вызвана мировой рецессией. В России в рецессии будет хуже, чем здесь. 

— А есть у тебя какая-то мечта на Новый год или какой-то там?

— Похудеть, обжираясь на ночь. Россиянам я желаю, чтобы они собрались с силами и с мыслями, и поняли, что без радикальных изменений никакой хорошей жизни не будет, дожить спокойно не получится. Не получится никакого спокойного дожития с этими упырями у власти. Уезжайте, либо сопротивляйтесь. Полмиллиона в центре, и все, нет никакого Путина. Сегодня полмиллиона — завтра нет Путина. Когда выходят полмиллиона, на следующий день Путин в Венесуэле, условный Кадыров — в Эмиратах.

— Ты это желаешь, или ты ждешь и веришь, что это произойдет?

— И желаю, и жду, но не верю. 

— Какая будет самая модная еда в твоем ресторане? И вообще какой будет тренд в еде?

— Тренд будет в сторону овощей. Те молодые люди, которые сейчас решили стать вегетарианцами и веганами, они через какое-то время заработают деньги, их будет больше. Но у меня самыми популярным все равно будут стейки и десерты. Мы будем наживаться на ваших слабостях.

Какой-то гуманный способ умерщвления и отсутствие пыток в отношении животных, вероятно, — следующий тренд. Но люди ели, едят и будут есть мясо, птицу, рыбу, икру. Я допускаю, что запретят фуагра, и кто-то от нее откажется. Может быть придумают, как гуся чем-то кольнуть, чтобы он сам хотел жрать бесконечно эти зерна и у него была жирная печень. Тоже не гуманно, но гуманнее, чем сейчас. 

— Фуагра уже запретили в ряде мест.

— А здесь нет.

— Вопрос времени, я думаю. В Калифорнии шубы запретили.

— Пойдите в Якутию, обрызгайте краской чью-нибудь шубу. Тут была какое-то время история про мех, но спала. Самые отбитые здесь, конечно, климатологи. Интеллектуалы из Оксфорда и Кембриджа придумали климатологическое движение, это новая религия.

— Почему именно люди из России, как правило, не верят в изменение климата?

— Потому что люди из России хотят, чтобы было теплее. Но я не отрицаю. Стало теплее. Абсолютно точно. В детстве я мог ходить на беговых лыжах всю зиму, а в последние годы жизни в России — нет. Но я не верю, что человек на это как-то повлиял. Мы слишком мелкие черви, чтобы на это влиять. 20 лет назад в Нью-Йорке было холодно, как и везде. А сейчас тепло, как и везде. Я не думаю, что это антропогенные проблемы. Я знаю, что так не модно мыслить, но мне совершенно насрать, как мыслить модно. Я считаю, что Грета Тунберг – обычная девочка, которую не стоит цитировать, помещать на обложку, делать ученым года. Бедный ребенок с отклонениями, которой нужно, чтобы родители и врачи заботились о ней, все.

— Как изменится индустрия развлечений? 

— Люди будут больше развлекаться, потому что есть деньги и время. Будут виртуальные миры, игры. Киберспорт. Коворкинг, каршеринг, киберспорт — это три вещи, в которые, я надеюсь, я доживу, не погрузившись.

— Будешь последним бастионом.

— Да. Я буду продавать старую алкашечку старым людям за старые добрые живые бабки.

— Но инстаграмчиком-то ты все равно будешь пользоваться.

— Обязательно, конечно. Я буду из современного мира брать все, что мне будет помогать делать свою олдскульную штуку. Как только выходит новая камера, я покупаю. И фильтрами допиливаю все, чтобы конфетка была, а не изображение.

— Вижу, у тебя два телефона.

— Да. Я по одному покупаю счастье. А по другому продаю.