Самарских наркополицейских и прикормленных понятых судят пачкой

Исследование «Важных историй» показывает, что это лишь малая часть масштабной схемы фальсификации «наркотических» дел в регионе: мы выявили 86 подставных понятых, которые участвовали в 269 делах.

С октября 2020 года в Самаре идет уникальный для России судебный процесс: на скамье подсудимых — шестеро бывших оперативников наркоконтроля. Их обвиняют в пытках, подбросе наркотиков, мошенничестве и фальсификации уголовных дел на протяжении двух лет, с 2015 по 2017 год. Вместе с бывшими полицейскими в числе подсудимых оказались и 15 местных жителей. Они помогали фальсифицировать дела, выступая в роли подставных свидетелей — так называемых штатных понятых и закупщиков наркотиков в полицейских операциях. Почти все потерпевшие по «самарскому делу», когда-то задержанные этими оперативниками, до сих пор отбывают тюремные сроки. Сейчас они пытаются доказать, что давали признательные показания под угрозами, а дела против них сфабриковали полицейские и понятые. 

Корреспонденты «Важных историй» отправились в Самару, чтобы поговорить с теми, кого отправили в тюрьму, и с теми, кто это сделал. 

«Есть объект, а им — галочка, звездочки, раскрываемость»

«Вот это место, где нас приняли. Тут банк, это госуниверситет, здесь стоянка», — рассказывает Борис Асташкин. Ему 61 год, он родился и всю жизнь провел в Самарской области. В мае 2016 года к нему и его сожительнице Светлане на стоянке подошли четверо мужчин в гражданской одежде. Один из них выкрутил Борису руку. Удостоверений мужчины не показали, но сказали, что они из полиции. 

«Обыскали, ничего не нашли. Смотрю, а один из них головой показывает другим — нет типа ничего. Я ему говорю: „Что, не повезло, не ваш день, что ли?“ Ну он тоже в карман за словом не полез, говорит: „Сейчас все исправим!“ И всё, поехал я дальше», — вспоминает Борис.

Через месяц Асташкина признали виновным в незаконном хранении и сбыте наркотиков в крупном размере. Железнодорожный районный суд Самары отправил его в колонию строгого режима на четыре года и два месяца. По словам Бориса, сбытом он не занимался и в вечер задержания у него и его сожительницы ничего запрещенного с собой не было. 

В опорном пункте полиции Бориса и Светлану разделили. «Всё давление было на мою спутницу. Мне в кабинете предлагали: „Давай подпиши, все нормально будет“. Я знаю, что у меня нет ничего, зачем я буду что-то подписывать? А когда все аргументы исчерпались, они дверь как бы случайно открыли, и я увидел такую картину в кабинете напротив: перед ней [Светланой] стоит оперативник, рукава закатанные, он дубинку гнет и говорит: „Я тебя сейчас ***** [изнасилую] дубинкой!“»

После этого Борис согласился подписать протоколы и показания о незаконном хранении наркотиков, если Светлану отпустят. Ей вызвали такси, она приехала домой, позвонила и сказала, что с ней все в порядке. Борис всё подписал. По словам Асташкина, у него слабое зрение — плюс семь — и не было с собой нужных очков, поэтому он не мог прочитать документы. О том, что его, помимо незаконного хранения наркотиков, обвиняют еще и в сбыте в крупном размере, Борис узнал только спустя три дня в изоляторе временного содержания: сокамерник прочитал ему документы вслух.

Борис предполагает, что оперативники взялись за него, потому что у него «подходящая» биография: «Я же тоже не белый и пушистый. Сидел неоднократно, нет-нет да и позволял себе употреблять [героин], но был в состоянии себя контролировать, никогда не лечился. Но они не утруждали себя тем, чтобы поймать меня во время приобретения. Зачем сидеть в кустах, когда у них всё всегда в кармане лежало? И вот есть объект, а им — галочка, звездочки, раскрываемость».

«Ты оттуда никуда не выйдешь»

Олег Покашлев и Сергей Юдин познакомились на зоне в 2009 году. Покашлева тогда посадили за угон машины. После освобождения он пошел работать электриком, обслуживал жилые дома, а затем пристроил к себе помощником Юдина. Оба периодически употребляли героин. В марте 2016 года те же оперативники самарского наркоконтроля, что пару месяцев спустя задержали Бориса Асташкина, нашли в подсобке у Юдина свертки с наркотиками. В отделение решили забрать еще и Покашлева. 

«Нас привезли в опорный пункт. Один из сотрудников сказал [про меня]: „Да этот работает электриком. Он нам не нужен“. После этого другой сотрудник, Сергей Храновский, меня пригласил отойти с ним», — вспоминает Олег Покашлев. По его словам, оперативник велел ему через час принести десять тысяч рублей — в обмен на свободу. 

За час Олег успел найти только половину суммы. Он пообещал Храновскому, что позже донесет оставшиеся пять тысяч, но так этого и не сделал. Вскоре его снова задержали: Олег считает, что это произошло из-за того, что он не смог вовремя расплатиться с полицейским. Во время второго задержания, по словам Покашлева, оперативники уже угрожали «сделать его калекой».

«Когда тебя туда [в опорный пункт полиции] заводят, а там ни защитников, никого — только шайка из пяти человек, — ты знаешь, что ты оттуда никуда не выйдешь, — вспоминает Покашлев. — Я говорю: „Оформляйте мне первую часть“ (статья 228 УК РФ, часть 1 — незаконное хранение наркотиков. — Прим. ред.), а они оформляют сбыт (статья 228.1 УК РФ, часть 1. — Прим. ред.) и говорят: „У нас организация по хранению не работает. У нас или сбыт, или крупный сбыт“. Естественно, я подпишу, что говорят, только поменьше. А что — я судимый. Запинают, изуродуют, и подпишешь уже не первую [часть 228.1 статьи], а третью или четвертую (сбыт в крупном или значительном размере. — Прим. ред.), а то и пятую (сбыт в особо крупном размере. — Прим. ред.)».

Олег рассказывает, что в отделении полиции оперативники выдали ему листок бумаги с показаниями, которые нужно было выучить и пересказать следователю. Вместо этого Покашлев вместе с адвокатом сначала попытались объяснить следовательнице, как все было на самом деле, но она, по словам Олега, попросила ее «не приплетать». Затем в кабинет заглянули оперативники и поторопили Покашлева, тогда он сказал сотруднице полиции: «Пиши что есть [на листке]». 

Железнодорожный районный суд Самары признал Олега Покашлева виновным в незаконном сбыте наркотиков и назначил ему четыре года колонии строгого режима. По словам Олега, судья Светлана Ефремова, выносившая приговор, отметила после заседания, что «сделала для него все, что могла, — дала минимальное наказание». «Сказала: „Не будешь таких друзей иметь“, — пересказывает Покашлев беседу с судьей. — А при чем тут срок? Какая разница, какой у тебя друг? Я с семьей жил, не занимался криминальными делами. Меня надо засадить на полную, сфабриковать сбыт?»

Сергея Юдина, у которого оперативники нашли героин, осудили на восемь лет — за сбыт наркотиков. Сейчас он проходит как один из потерпевших по «самарскому делу» и пытается доказать, что продажей героина не занимался.

«Я такой же расходный материал, как и они»

Борис Асташкин и Олег Покашлев вышли на свободу в 2020 году. Теперь они, как и Сергей Юдин, — потерпевшие по «самарскому делу». Вместе с еще пятнадцатью осужденными за незаконный сбыт наркотиков (почти все из них до сих пор сидят в тюрьме) они пытаются доказать, что признавались в преступлениях под пытками или угрозами, а уголовные дела сфабриковали шестеро самарских сотрудников наркоконтроля: Павел Бормотов, Андрей Зленко, Динислам Каняров, Александр Путятин, Сергей Храновский и Борис Чернов. Помимо оперативников, на скамье подсудимых оказались 15 «штатных» понятых и закупщиков. Согласно документам, они якобы закупали наркотики под контролем полиции или следили за проведением всех необходимых следственных мероприятий, например обыска или личного досмотра. А по версии следствия, с 2015 по 2017 год эти 15 человек регулярно сотрудничали с полицейскими, выполняя поочередно роли понятых и закупщиков и подписывая нужные протоколы.

«Важные истории» побывали на одном из заседаний по «самарскому делу» в марте 2021 года и поговорили с некоторыми подсудимыми и потерпевшими. Один из подсудимых Иштван Сибгатуллин, раньше выступавший закупщиком и понятым, уверенно и грустно сказал корреспондентке, что «будущее его в тюрьме»: 

— Они [полицейские] давали нам документы подписывать, но я же не понимаю в этих документах. Они говорили, что все нормально, все законно. Ну, раз законно, я ставил свои подписи — я же доверяю сотрудникам полиции.

— Почему вы потом выступали на суде и говорили о том, чего не было?

— Я же не знал, что этого не было. У меня там есть, например, показания, что я видел, как они изымали наркотики. Оказывается, они не изымали. Ну я же не знаю, как это правильно делается.

— А зачем вы вообще им помогали? 

— Ну, это не то чтобы помощь… 

— Они вам платили?

— Не то чтобы платили... Не могу объяснить. Сегодня неосознанно это сделал, завтра еще неосознанно сделал. А потом сидишь дома, начинаешь думать. В диалогах [с оперативниками] был тонкий намек: «Будешь отказываться — будет с тобой то же самое». Дают понять: либо мы сотрудничаем, либо все у тебя будет печально — поедешь в тюрьму сидеть. 

— Вы общались с потерпевшими?

— Я и сейчас общаюсь.

— Они вам не говорили, что вы их подставили?

— Да они всё понимают: я такой же расходный материал, как и они.

Хотя Сибгатуллин и утверждает, что помогал оперативникам «неосознанно» и не знал, «как правильно делается», в судах он неоднократно рассказывал о несуществующих событиях, в которых якобы лично принимал участие. Например, он описывал, как знакомился с подсудимыми, договаривался с ними о встрече и покупал у них наркотики по просьбе полиции. На самом же деле на тот момент он даже не был с ними знаком. 

По версии следствия, в обмен на подписи в протоколах и нужные показания в суде наркозависимые понятые получали от оперативников деньги и наркотики. Кроме того, они оставались на свободе: за их услуги полицейские не возбуждали против них уголовные дела. На следствии обвиняемые оперативники утверждали: все «штатные» понятые знали, что участвуют именно в фальсификации. 

Это подтверждает еще один обвиняемый, Максим Крац. Он, например, выступал закупщиком в деле Бориса Асташкина, а также неоднократно становился подставным понятым. В своих показаниях во время следствия Крац рассказывал, что «понимал, что подобное оформление документов является незаконным, так как фактически он в оперативно-розыскных мероприятиях не участвовал и наркотические средства у Асташкина Б. В. не приобретал». Крац, по его словам, был вынужден согласиться на предложение сотрудников, так как «боялся, что в случае, если он откажется, они могут подкинуть ему наркотики и привлечь его к уголовной ответственности, так как ранее они ему на это неоднократно намекали». Как правило, он не читая подписывал необходимые документы и уезжал домой. Когда Краца вызывали на допрос к следователю, ему давали лист с уже напечатанными протоколом, который он тоже не читая подписывал. На суде он также давал ложные показания — в частности, о том, как закупал наркотики у Бориса Асташкина. 

Потерпевшие рассказывают, что они неоднократно пытались обратить внимание судей на странное поведение понятых. Так, мать Александра Шаромова, осужденного на 10 лет за сбыт наркотиков, вспомнила в разговоре с «Важными историями», как во время перерыва в заседании по делу ее сына один из понятых — Алексей Мещеряков — пил на скамейке алкоголь, засыпал и падал на пол. Защитник сказал об этом судье, но допрос понятого продолжился — и его показания приняли. 

По словам адвоката правозащитной организации «Общественный вердикт» (Организация внесена в список НКО, выполняющих функции «иностранных агентов». По закону мы обязаны это указывать, несмотря на то, что «Важные истории» считают, что такие законы противоречат Конституции) Дмитрия Егошина, который выступает в «самарском деле» защитником семерых потерпевших, у судей по делам его подзащитных не возникало никаких вопросов к понятым: «Как можно сидеть смотреть, когда к тебе в процесс приходят одни и те же лица? Сегодня он в закупщиках, завтра он в понятых. Судей все устраивало. Идет поток и идет. Притом что и у одного из моих доверителей на процессе такой вот свидетель был обдолбан, он просто засыпал за кафедрой, падал, не понимал суть вопросов, что-то мычал. Но тем не менее он был выслушан и его показания легли в основу обвинения».

В Железнодорожном районном суде Самары не ответили на вопрос «Важных историй», не смущало ли судей то, что на их заседания приходили одни и те же понятые и закупщики. 

Самарская сеть «штатных» понятых  

Подобные понятые выступали не только перед судьями Железнодорожного суда. «Важные истории» изучили все приговоры, вынесенные по наркотическим статьям в Самарской области, и обнаружили, что оказавшиеся на скамье подсудимых «штатные» понятые из «самарского дела» — лишь небольшая часть целой системы, которой пользуются оперативники по всему региону. 

Обычно секретари суда удаляют из текстов приговоров имена свидетелей, но так бывает не всегда. Даже в том небольшом объеме документов из Самарской области, где имена сохранились, мы обнаружили 86 «штатных» понятых и закупщиков, которые подписывали протоколы в 269 делах. Большинство этих понятых оказались связаны между собой: их имена в разных комбинациях встречались в документах у разных подсудимых. Некоторых из них оперативники привлекали около 50 раз. 

Например, Леонида Суслова, который пересекался как минимум с двумя понятыми из «самарского дела» — Денисом Борисовым и Антоном Серым, — сотрудники наркоконтроля Кировского района Самары привлекали в качестве понятого или закупщика по меньшей мере 48 раз. Нередко вторым понятым в паре с Сусловым был Евгений Ефстифеев. Он успел побывать понятым минимум 39 раз. Еще семеро жителей Самарской области участвовали в следственных действиях не меньше десяти раз. 

В феврале «Важные истории» и «Медуза» провели аналогичное расследование и нашли 142 таких же «штатных» понятых в Москве. Многие из них оказались знакомыми полицейских, наркозависимыми или ранее судимыми, но судьи, как правило, закрывали на это глаза и засчитывали их свидетельские показания. Но среди московских подставных свидетелей никто не встречался в текстах приговоров так же часто, как, например, Суслов и Ефстифеев.

86

«штатных» понятых обнаружили журналисты в приговорах самарских судов

(приговоры выносились по «наркотическим» статьям)

Судьи Кировского районного суда Самары могли заметить, что одни и те люди регулярно выступают на их заседаниях по разным делам свидетелями со стороны обвинения. Того же Леонида Суслова судья Александр Мокеев видел как минимум восемь раз, а его коллега Лия Пирожкова — минимум семь раз. По всем делам с участием Суслова были вынесены обвинительные приговоры.

На вопрос «Важных историй» о том, почему судей не смущали одни и те же понятые в разных делах, в Кировском районном суде не ответили. 

Обновление: 31 марта, после выхода публикации, Кировский районный суд ответил «Важным историям», что «судья не обязан давать каких-либо объяснений по существу рассмотренных или находящихся в производстве дел».

«Мог поугрожать закупщику, как любой оперативник»

Бывший оперативник, а сейчас один из подсудимых Сергей Храновский так объяснил «Важным историям», почему полицейские привлекали «штатных» понятых: «Вы представьте такого понятого, который будет с вами сутками просто находиться. Вы будете? Я подойду к вам на улице, представлюсь, скажу: „Поприсутствуйте в качестве понятного, со мной два дня, покатайтесь? Если барыга побежал, то и вы бегите с нами. Если на чердак полез, то и вы с нами лезьте, пожалуйста“. Потом я скажу: „Спасибо вам большое!“ А вы скажете: „Гори ты в аду, сотрудник! Не пойду я с тобой больше в жизни никуда!“ Конечно, [поэтому] у нас там были и знакомые, и друзья». 

На следствии Храновский признавал, что оперативники привлекали понятых и закупщиков «для фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности, так как они находились от них в зависимости, в том числе материальной, и не могли отказать им в помощи». Также в своих показаниях (обвинительное заключение, где приведены показания, есть в распоряжении редакции. — Прим. ред.) он говорил, что полицейские «обещали не привлекать их [понятых] к уголовной ответственности за незаконное хранение наркотических средств, поскольку в указанный период времени они являлись потребителями наркотиков». 

В разговоре с корреспонденткой «Важных историй» Сергей Храновский тем не менее отрицал, что запугивал понятых. По его словам, все они помогали полиции добровольно, лишь иногда он, «как и любой оперативник, мог поугрожать закупщику, чтобы тот пошел и закупился».  

«Потом надел на меня наручники и стал угрожать резиновой дубинкой, сказал, что изнасилует меня ей, если я дальше буду упираться. После чего надел мне на голову полиэтиленовый пакет и начал сдавливать его сзади, перекрывая мне кислород. После чего я потерял сознание. После минутного перерыва он повторил процедуру еще раз. Не выдержав, я согласился подписать необходимые документы. Он сказал: „Ну вот, сразу бы так“».

Дмитрий Сонин,

потерпевший по «самарскому» делу

Также Храновский утверждает, что оперативники никогда не били и не пытали задержанных, чтобы те подписали признание в сбыте наркотиков. Однако почти все потерпевшие по «самарскому делу» рассказывали в показаниях (есть в распоряжении «Важных историй». — Прим. ред.), как сотрудники применяли силу. Один из них, Джалал Исламов, рассказывал, что в какой-то момент понял, что полицейские хотят сфабриковать против него дело, и попытался выйти из их автомобиля. В ответ на это, утверждал он, оперативник сломал ему ключицу, прыгнув на него двумя ногами, а когда Исламов стал звать на помощь, ему затолкали в рот кляп, отломив при этом зуб. 

Другой потерпевший, Дмитрий Сонин, так описывал свое взаимодействие с сотрудниками полиции: «Оперативник ударил сверху по голове несколько раз, отчего у меня потемнело в глазах. Взял резиновую дубинку и ударил меня в левое колено и левое плечо. Потом надел на меня наручники и стал угрожать резиновой дубинкой, сказал, что изнасилует меня ей, если я дальше буду упираться. После чего надел мне на голову полиэтиленовый пакет и начал сдавливать его сзади, перекрывая мне кислород. После чего я потерял сознание. После минутного перерыва он повторил процедуру еще раз. Не выдержав, я согласился подписать необходимые документы. Он сказал: „Ну вот, сразу бы так“».

«Начальство требовало каждую неделю сажать барыгу» 

Несколько бывших оперативников рассказали «Важным историям», что они признают фальсификацию дел. Они говорят, что им приходилось подделывать документы, но при этом якобы все, кого они задерживали, действительно были сбытчиками наркотиков. Подделывать доказательства оперативникам, по их словам, приходилось потому, что они боялись потерять работу. На следствии бывшие полицейские Сергей Храновский и Павел Бормотов утверждали, что за невыполнение плана начальство грозило им увольнением. 

«Начальство требовало каждую неделю сажать барыгу. Еженедельный сбыт! Неважно как: иди и делай. Кто больше сделал, тот молодец», — описывает свою работу «Важным историям» Храновский.  

Руководители самарского управления МВД в своих показаниях отрицают что перед оперативниками ставили какие-либо нормативы. Они хорошо отзываются о службе полицейских, рассказывают, что те задерживали за сбыт наркотиков в среднем по три-четыре человека в месяц. Но про фальсификации руководству якобы ничего не было известно. Сейчас начальники оперативников, как и следователи, проходят свидетелями по «самарскому делу». 

Бывший оперативник и нынешний подсудимый Андрей Зленко говорит «Важным историям», что подобные фальсификации и привлечение «штатных» понятых — общепринятая практика, но именно их сделали «козлами отпущения»: «Да, не всё идеально было тогда с документами. Вы думаете, они [руководство] не знали об этом? Все знали! Все начальники сейчас довольны, а мы здесь в суде за них отдуваемся». 

«Буду заниматься детьми, чтобы они не стали наркоманами и никогда не пошли работать в полицию» 
«Жалко, отца не похоронил. Уже вышел когда [из тюрьмы], на могилку ездил. Я верующий человек, Бог сказал: „Прости“, — я простил. В душе, конечно, злость: я упустил семью, у меня была хорошая женщина. У меня было всё», — рассказывает «Важным историям» отсидевший четыре года по сфабрикованному делу Олег Покашлев.

Борис Асташкин, тоже отбывший четырехлетний срок, говорит, что в тюрьме пытался привлечь внимание к своему делу голодовкой, из-за чего его здоровье сильно ухудшилось: «В колонии врачи отказывались меня лечить, потому что смысла нет. Было там и принудительно кормление. Поставили мне дистрофию, во мне 48 килограммов было. Меня конвой в прямом смысле на руках носил. Даже эти сотрудники приходили посмотреть на это. Храновский вот приходил». 

Оказавшись на скамье подсудимых, бывший полицейский Сергей Храновский тоже не скрывает злости на правоохранительную систему. По его словам, он просто выполнял требования руководства, но «сломал себе жизнь». «Система сама себя съела просто-напросто в лице нас. Я пришел туда пацаном молодым из нормальной семьи, где все сотрудники. Послужив на государство, я сломал себе жизнь. И не потому, что я такой, — это система так работает. [Из-за «самарского дела»] попал в СИЗО, жена ушла. Меня продержали там два с половиной года. Да, фальсифицировал, пускай нас за это осудят! Я хочу, чтобы быстрее всё это кончилось. Буду заниматься своими детьми, чтобы они не стали наркоманами и никогда в жизни не пошли работать в полицию», — рассказывает он «Важным историям». 

С раздражением говорит про систему и другой бывший оперативник Андрей Зленко: «Это наркополитика такая у государства! А мы должны как ***** [блин] с хлыстом все исполнять. [Министру внутренних дел Владимиру] Колокольцеву привет! Когда вот это ведомство [МВД] начнет правильно думать, тогда и все будет нормально».