«Быть популярным человеком довольно просто»

На московском стадионе «Открытие Арена» 13 июля пройдет концерт группировки «Ленинград», посвященный 20-летию коллектива. Стадионный концерт Сергея Шнурова и его коллег анонсировался под девизом «20 лет на радость», а открытый по случаю юбилейного тура сайт получил название «Ленинградость». В 2015–2016-х, после долгих лет преимущественно рок-н-ролльного успеха, а также востребованности на разнообразных корпоративных мероприятиях, «Ленинград» выпустил песни «Экспонат» и «В Питере пить», которые утвердили коллектив в статусе поистине народной группы, играющей, как сказано в заглавии одного из ее дисков, «для миллионов». Борис Барабанов встретился с Сергеем Шнуровым, чтобы поговорить о том, почему «Ленинград» нужно слушать именно на «Открытии», а также об убеждениях и амбициях главной фигуры российской популярной музыки последних лет.

«Мне в принципе без разницы, где выступать»

— Концерт «Ленинграда» на «Открытие Арене» — это самое большое сольное выступление отечественного артиста со времен Пугачевой и Цоя, если я не ошибаюсь...

— Из русских артистов на такие стадионы давно никто не замахивался. Последнее, что было на моей памяти, это группа ДДТ на стадионе «Петровский».

— Выступление на таком стадионе, как «Открытие Арена»,— это ведь другая философия, нежели выступление на большом фестивале под открытым небом или же на крытой арене. Другое видео, другой набор песен, другие аранжировки. Или в вашем случае нет?

— Вообще, «Ленинград» всегда стремился из любой площадки сделать балаган. Мне в принципе без разницы, где выступать. Это всегда должно быть ощущение [разгульной] бани. Вот с бильярдом, с [шлюхами] — со всем этим бурлеском. Как называется это место — [все равно]. Если есть ощущение вот этого вау, то оно везде вау. И потом — мы же играли на «Нашествии»!

— Все же есть разница. 40 тыс. человек. Люди приходят только на вас и ждут, что их развлекут каким-то особым образом.

— 40 тыс.? А чем они отличаются от 2 тыс.? Все, что больше тысячи, это примерно одинаково. 40 тыс. или 100 тыс.— никакой разницы. У нас бывают концерты камерного свойства, когда в зале ненамного больше человек, чем на сцене. Такие концерты мы традиционно играем в ресторане «Шаляпин» под Санкт-Петербургом. Это не корпоратив, обычный концерт, но там вход стоит, по-моему, 30 тыс. руб. Людей, которые могут себе это позволить, не очень много. Их собирается человек 100. Это другой формат концерта. А все, что начинается от тысячи, примерно одно и то же. Никаких специальных гимнастических упражнений не требуется. Про концерт на «Открытии» я могу сказать только, что у нас там будет много пиротехники. Все будет взрываться и летать, [трахаться] и стрелять. Понятно, что нам нужно будет больше перемещаться по сцене, потому что сцена больше. То есть задачи чисто геометрические. И, конечно, это важный концерт. Мы отрепетировали программу, гоняем ее постоянно, оттачиваем какие-то элементы.

— Все же это 20-летие группы. Вы будете играть что-то раннее или редко исполняемое? Или сыграете стандартный концерт?

— Ну а что такое стандартный концерт? В стандартном концерте тоже перемешаны песни разных периодов. В альбоме «Пуля» песни слабоваты, как-то круто их аранжировать вряд ли получится, только поэтому я их не играю. А уже начиная с «Мата без электричества» по две-три песни из каждого альбома в программе есть обязательно. Из «Дачников» штук пять, из «Для миллионов» штуки три, так и складывается программа. Слава богу, песенки у нас короткие, по три минуты в среднем, вот и получается штук 40 песен в концерте, и есть возможность каждому альбому уделить внимание.

— Я недавно увидел твое фото с рэпером Фараоном и подумал, что было бы вполне неплохо, чтобы Фараон выступил у вас на разогреве на концерте 13 июля.

— Разогрев — уничижительная вещь, я считаю. Подразумевается, что с тобой играет артист какого-то второго сорта. И вообще, перед «Ленинградом» я бы не советовал играть никому. Это уже проверено многочисленными опытами. Лично я бы не пошел играть перед «Ленинградом».

— Что же вас с Фараоном связывает?

— Интерес к музыке.

— И ждать от вас чего-то совместного не стоит?

— Что-то совместное надо делать, когда тебе в своем собственном творчестве чего-то не хватает. У меня все [отлично], у него тоже все [отлично]. [Зачем] нам это?

«У меня ничего не меняется, это у них там что-то меняется»

— Переиздана книга Максима Семеляка о группе «Ленинград». В ней есть теперь рассказ о последних двух годах вашей жизни, но изложен этот период достаточно компактно. Хотя многим интересно именно это время — время вашего большого скачка. Хотелось бы больше деталей по некоторым эпизодам. Вот, например, в 2014 году «Ленинград» снимался в «Вечернем Урганте» с песней «Рыба моей мечты», а потом вы решили еще спеть песню «Москва». Как ты выразился, «для потомков».

— Я не так сказал, я сказал: для истории.

— Да. В любом случае было ясно, что в эфир эта песня пойти не может. Это съемка для своих, что-то типа закрытого концерта Высоцкого. Но проходит год, вы играете «Москву» на конкурсе «Новая волна», и эту песню показывают в эфире канала «Россия». Что произошло за этот год? Где щелкнуло, кто кому позвонил?

— Я не следил за этими процессами, и вообще у меня нет телевизора. Я не работаю на канале «Россия» и не знаю, кто принимал решение, пускать это в эфир или нет. При таких переговорах я не присутствовал. Как они это решили — не ко мне вопрос. Я придумал эту песню, и не играть ее глупо, мы, [блин], как играли ее, так и играем, а кто хочет, тот снимает. Это их дело.

— Ты хочешь сказать, что не было такого момента, когда тебе позвонили, скажем, в том же 2015-м и сказали: Сергей Владимирович, не волнуйтесь, выступайте, можно?

— Если бы я заткнулся, а потом бы мне позвонили, тогда можно было бы это обсуждать. Но я же не затыкался. Я как пел, так и пою. У меня ничего не меняется, это у них там что-то меняется.

— А в 2016 году после песни «Экспонат» вы были уже практически везде...

— Наверное, не везде. Правильнее будет сказать, что мы появились в противоположных по смыслу контекстах. Мы сыграли на фестивалях «Нашествие», «Премия “Муз-ТВ”», «Эх, разгуляй», «Радио “Шансон”» — это все антагонисты. Мне это было дико смешно. Никто себе такого позволить не может и не мог никогда.

— В этом и была задача в 2016 году?

— Если бы я навязывался, если бы я звонил организаторам и говорил: возьмите меня, у меня есть песня «Экспонат», то это можно было бы считать моим планом. Но это они мне звонят. Вернее, звонят нашему директору Денису Вейко. И он их начинает убеждать в том, что им это не нужно. У него репутация такая, ему когда звонят, он первым делом посылает [к черту]. Он говорит, что это дорого, что это тяжело и не факт, что все музыканты доедут. Он говорит: «Зачем вам этот “Ленинград”, вы посмотрите, сколько это стоит, [зачем] вам это?».

«Сейчас время категоричных высказываний»

— Если говорить о 2016-м, ты активизировался еще и как телеперсона. Начнем с того, что ты появился в какой-то детской программе.

— Я не появился, я написал песню для программы «С добрым утром, малыши!».

— Ну а для взрослых была программа «Про любовь» на «Первом канале». Почему она закрылась?

— Потому что я не подписал контракт на продолжение. У меня был контракт на три месяца. Свои исследовательские задачи я в этом проекте решил. Закончилось все тем, что съемочная группа программы приняла участие в создании клипа «Ленинграда» «Обезьяна и орел». Фактически вся команда «Первого канала», которая работала над этим шоу, снимала сатиру на собственную деятельность. Они оторвались по полной.

— Мне кажется, ты вообще не очень соответствуешь образу ведущего-сверхчеловека из ток-шоу, который должен как бы свысока обсуждать проблемы населения. В тот период «Ленинград» в своих клипах как раз старался максимально слиться с народом.

— Ну так и амплуа у меня в этой программе было такое — сочувственное. Я не пытался быть над проблемой, я редко кому-либо затыкал рот. Это была позиция наблюдателя. Вообще, эта программа могла бы продолжаться, из нее можно было бы что-то сделать, но у меня на нее просто нет времени, я не работаю телеведущим. Меня полгода уговаривали принять в этом участие. Я говорил: «Я понимаю, зачем это вам, объясните, зачем это мне». Мой главный аргумент: это не моя мечта. Быть в телевизоре — не то, что я хочу. А у кого-то есть такая мечта, и значит, я занимаю чье-то место.

— Вообще, один из принципов таких шоу — обязательно придерживаться одной из сторон, быть целиком по какую-то сторону баррикад. Условно говоря: да, я против семейного насилия или да, нужно законодательно разрешить рукоприкладство в семье…

— А почему ты говоришь только о телевидении? Посмотри, что творится в интернете, посмотри комментарии. Сейчас время категоричных высказываний. И да, это не мое, я категоричность не люблю. Я не могу сказать: это черное, это белое. Я про полутона. А сейчас же быть популярным человеком довольно просто: занимай любую из позиций — и чем она категоричнее, тем она ярче. Главное слово — «радикальный». Стой на своем, никуда не уходи, и твое время наступит, маятник истории до тебя долетит.

— И еще здесь важно было твое отношение к самой теме открытости. В таких программах еще со времен «Окон» важно выносить сор из избы. Ты и сам объект внимания таблоидов, вот только не знаю, снимали ли про тебя «Пусть говорят»…

— Ты что, это моя большая мечта. Но я еще не такая большая звезда пока. Если серьезно, любая открытость — это игра. Ты просто выбираешь эту маску. Ты говоришь: я открытый. Да, кто-то разыгрывает эту карту, у кого-то это получается прекрасно — все плачут, негодуют или плюются в телевизор.

— В этом смысле номером один остается Алла Пугачева.

— Ну ее личная жизнь меня мало интересует. Но в целом это мощнейшая фигура. Мало того, что она прошла все стилистические изменения, она прошла и все политические изменения. При этом она осталась крупным персонажем, не растеряла себя. Это удивительно.

— «Ленинград» сейчас занимает то место, которое она занимала году эдак в 1979-м…

— Ты не прав. Нет «того же места». Точно так же я не люблю, когда говорят «вы как Высоцкий». Эти «места» изменились, нет тех ниш, они остались в прошлом веке. Мир стал другим.

«Люди всегда говорят о вчерашнем дне»

— Скажи, в какой момент ты понял, что из всех соцсетей именно Instagram — то место, где ты можешь лучше всего самовыразиться?

— Я не проводил какой-то специальный анализ. Это мне Ника Белоцерковская как самый главный двигатель всех информационных технологий в нашей компании навязала Instagram. Я завел его как забаву. Первые пару недель я вообще не знал, нужно мне это или нет. На определенном этапе меня это бесспорно увлекло. Но сейчас я вижу, что время Instagram подходит в концу. Это уже какое-то позавчера... Нет, пока еще все же вчера. Instagram сам по себе исчерпан. Все уже сделали все, что там можно было сделать. Судя по тому, что самая яростная вирусная реклама в Instagram сейчас идет на тему интим-услуг, Instagram становится самим собой. Если на какой-либо интернет-платформе появляется порнография, значит, эта платформа приближается к полной самореализации. Все стремится к порнографии. Когда приходит порнография, это значит, что наступило время для чего-то следующего.

— А что сегодня? Telegram?

— Не знаю, Telegram мне поставил Александр Глебович Невзоров, я в нем пока мало чего понимаю. Вот как только он мне его поставил, сразу на Telegram начались гонения. Что-то в этом есть... Нет задачи обязательно освоить все самое актуальное. Сидеть и думать, куда идти дальше — в YouTube или в Telegram, неправильно. Когда что-то новое наберет массу, ты обязательно об этом узнаешь и тогда можно будет туда ворваться. Это моя стратегия. Когда возникает крупное явление, туда нужно прийти, всех раскидать, сказать «я другой» и получить там какой-то вес. А вообще, единственное, что стабильно в этом мире,— это перемены. Все будет меняться, в этом нет сомнений.

— По итогам 2016 года у меня сложилось впечатление, что ты поставил перед собой задачу стать самым популярным человеком в стране. Возможно ли это? Возможно ли стать более популярным, чем Путин, к примеру?

— Если чем-то всерьез заняться, то можно решить любую задачу. Только зачем? К тому же тягаться с подобными деятелями шоу-бизнеса просто опасно. Есть несколько путей, по которым я могу пойти. Посмотрим. Все зависит от того, как будет складываться стилистическая ситуация в мире, какая будет экономическая ситуация в стране, что будет волновать людей. Это сложно прогнозировать. Если «Ленинград» станет неуместен в новом контексте, то ему придется замолчать на какое-то время.

— Но сейчас у него нет конкурентов.

— В плане живых выступлений — нет. А так — растут новые люди, появляются новые герои. Другое дело, что мир сейчас сильно фрагментирован — он разделился на кружки по интересам. Если, скажем, говорить о хип-хопе, то рэперов у нас порядка тысячи штук, выбирай кого хочешь. Как во вселенной Marvel — кому-то нравится Железный человек, а кто-то писает от Человека-паука. Тот, кому нравится Железный человек, Человека-паука в [грош] не ставит. Так и с хип-хоперами: их там [много], и все в разных костюмах. Кстати, самое ужасное, что может сделать герой хип-хопа,— это сменить костюм, поменять костюм Человека-паука на костюм Супермена. Не нужно пытаться влезть в чужой фильм.

— В чем еще твои амбиции? Ты общаешься с людьми типа Лепса или Игоря Крутого, не было желания создать собственный продюсерский центр или медиаплатформу?

— Если это и имело смысл делать, то лет пять назад. Может быть, нужно было сделать какую-то интернет-платформу, причем на серьезном уровне — с привлеченными инвесторами и огромным штатом. Такой бизнес сложится, но не в моем исполнении.

— Что сложится — музыкальная платформа?

— Нет, забудь ты эти музыкальные платформы. Нет никакой, сука, музыки. Ее нет хотя бы потому, что без нее невозможно даже в лифте проехать. Ее слишком [много]. Музыка — один из элементов.

— Говорят, что через пару лет в топ-10 iTunes будут только видеоблогеры и люди типа Ольги Бузовой…

— Бузова — это в том числе и музыка. Но в первую очередь это персонаж. Я недаром вспомнил вселенную Marvel. Если хочешь, вот еще сравнение. Что такое рэп-баттлы? Это Mortal Kombat. Помнишь, как это было: кто-то играл, а вокруг стояла толпа зрителей? Сейчас время ярких персонажей. Один с рогами, а другой — в металлическом костюме. Они сошлись, и ты за кого-то должен болеть. Бузова — это такая Женщина-кошка. Понимаешь, если выйдет на сцену просто девушка в костюме Женщины-кошки и споет, никто не поймет, почему она в костюме Женщины-кошки, что за [ерунда]. Должен быть цельный образ, и Бузова, конечно, такой образ. Что должна делать Женщина-кошка? [Драться очень хорошо], [трахаться очень хорошо], говорить коротко и ясно, афоризмами, и еще, [блин], в конце фильма она споет.

— Ты говоришь, что мир фрагментирован и разделился на кружки по интересам, но основной массе все равно нужны хиты типа «Экспоната», что-то, о чем каждый имеет мнение и может поговорить.

— Люди всегда говорят о вчерашнем дне. В 1916 году большинство было монархистами. И где они оказались в 1917-м? Чего-то рассосались все, нет их. Вы только что были за батюшку-царя. Где же ваши убеждения?.. Люди всегда говорят про вчера. Если им нужны хиты, то только из прошлого, из их юности. Люди не хотят, чтобы время шло, главная задача — его затормозить: «Пожалуйста, остановите время!» Людям кажется, что если какие-то артисты будут производить одно и то же, по форме и по содержанию, то и время остановится. [Блин], нет!

— Каково будет тебе, болельщику «Зенита», выступать на спартаковском стадионе в окружении спартаковской символики?

— Я считаю, что это — честь!