Дело с запахом аммиака: как «красный директор» «Тольяттиазота» потерял контроль над предприятием

Утром в лондонском Гайд-парке можно встретить пожилого русского. Он прогуливается вдоль озера Серпентайн, делает зарядку. Затем возвращается в свою квартиру в огромном доме, посетителей которого встречают дворецкий в цилиндре и накачанный охранник с наушником. Апартаменты здесь можно снять за £2500 в неделю, но у респектабельного господина квартира в собственности. Это то немногое, чем владеет сегодня 78-летний Владимир Махлай, превративший «Тольяттиазот» (ТоАЗ) в один из крупнейших производителей аммиака в мире.

В 2000-х годах он отбил попытку недружественного поглощения структурами Виктора Вексельберга. Махлая тогда обвиняли в незаконной приватизации и использовании трансферных цен для уклонения от налогов, но суды он выиграл. Уголовные преследования возобновились, когда Вексельберг продал свой пакет владельцу «Уралхима» Дмитрию Мазепину. Махлаю, его сыну Сергею, нескольким топ-менеджерам и зарубежным партнерам снова припомнили трансферные цены, а также обвинили их в выводе активов. Все обвиняемые находятся за границей и заочно арестованы.

Владимир Махлай много лет управлял предприятием удаленно. Пока в феврале 2011 года Сергей Махлай и один из менеджеров не сообщили ему, что у него нет голосов для избрания президентом, а саму должность вскоре упразднили. «От меня все дистанцировались — и дети, и менеджеры, и партнеры», — жалуется Махлай-отец, почти как шекспировский король Лир. Он перечитывает старые документы и пишет обидчикам письма, называя их «бандой», а случившееся — «переворотом ГКЧП». Что же привело бывшего миллиардера к этому финалу?
Без команды

Судьба Владимира Махлая, родившегося в 1937 году в шахтерской Губахе в семье раскулаченных херсонских крестьян, могла бы составить сюжет советского фильма. Его отец погиб в шахте, Махлай, не окончив школу, пошел учеником токаря на ту же шахту. Затем почти пятилетку отслужил на подводной лодке, окончил институт и пришел на химзавод, а через восемь лет стал его директором. Но не забыл, как значительную часть его первой, ученической, зарплаты вычли на облигации внутреннего займа, операции по которым были заморожены на 20 лет. С тех пор он с большим подозрением относится к ценным бумагам.

Высокое начальство заметило Махлая, когда он по проекту британской ICI построил крупнейшее в России производство метанола — основы растворителей и смол для производства фанеры и древесных плит.

Нынешний гендиректор губахинского завода Владимир Даут вспоминал в одном из интервью, что Махлай был жестким руководителем, на стройке работали до ночи, без отпусков. Выпуск метанола начался в 1984 году, и Махлай впервые за пять лет взял отпуск. Когда вернулся, позвонили из министерства и попросили заехать в Тольятти посмотреть местное предприятие, где директора менялись как перчатки. Его уговорили перейти туда «на пару лет, навести порядок». Завод, построенный на деньги американского бизнесмена Арманда Хаммера, создавался как уникальный, ориентированный на экспорт комплекс — с аммиакопроводом от Тольятти до Одессы, где находится похожий на ТоАЗ «Одесский припортовый завод» (ОПЗ), имеющий также мощности по перегрузке аммиака на танкеры. До 1997 года ТоАЗ поставлял аммиак компании Хаммера Oxydental Petroleum.

Когда Махлая назначили директором, из шести агрегатов по производству аммиака работали два, но и они простаивали из-за ремонта. От неправильной эксплуатации катализатор в 12-метровых реакционных трубах превратился в спекшийся шлак. Чтобы заменить полтысячи труб, требовалось $6 млн, вспоминает Махлай. Денег не было, и он решил чистить трубы вручную. «Я даже сам их шарошил (выбивал специальным инструментом. — Forbes) по два миллиметра», — вспоминает Махлай.

Как выяснилось, у частых поломок была причина: фактически за ремонтный простой платили больше, чем за работу агрегатов. Чтобы сломать эту систему, Махлай отменил выходные на время починки, но люди не выходили на работу. Он скандалил и наказывал, а ему регулярно прокалывали камеры служебной машины. И все-таки агрегаты запустили.

Махлай показал себя крепким хозяйственником, что помогло наладить отношения с коллективом. Он построил кирпичный завод, выпускающий и черепицу, и глазурованную плитку. Купил и переоснастил комбинат по производству ДСП и стал строить жилье для сотрудников. Открыл мебельную фабрику на немецком оборудовании, в оборонном НИИ наладил сборку телевизоров и видеомагнитофонов Samsung, а прямо на ТоАЗе — автобусов Ikarus. Запустил собственное производство реакционных труб для установок синтеза аммиака и метанола, купил оборудование для выпуска высокоскоростных турбин.

Через семь лет после его назначения началась приватизация.

«Не повезло ему, что у него не было команды, — считает давно знающий Махлая гендиректор внешнеторгового объединения «Агрохимэкспорт» Юрий Орлов. — Некому было правильно его сориентировать на работу в рыночных условиях».

Это и определило многие последующие события.
 
«Потерянные» акции

В 1992 году «Тольяттиазот» стал акционерным обществом. В законе о приватизации было прописано три варианта. «Я в этом деле совсем не разбирался, все без меня делали», — говорит Махлай. Выгоды приватизации ему объяснял заместитель главы Комитета по имуществу Самарской области Александр Макаров. С его слов Махлай понял, что для менеджмента лучшим был вариант, когда крупная доля акций доставалась руководству. На заводской конференции, утверждает самарская газета «Дело», Махлай убеждал работников, что такой вариант позволит удержать предприятие в своих руках. И получил необходимые две трети голосов. А в октябре 1992 года глава Госкомимущества РФ Анатолий Чубайс написал на обращении облкомитета по управлению имуществом: «Разрешить провести приватизацию по 3-му варианту».

Был утвержден план, по которому 20% акций предприятия закреплялось на год за инициативной группой («30-40 начальников цехов, отделов, моих замов»), еще 20% акций размещалось по закрытой подписке среди работников, 30% продавалось на открытых денежных аукционах, 10% переходило в фонд акционирования работников предприятия, еще 20% оставалось у государства. Массовой чековой приватизации ТоАЗу удалось избежать, а Макарова Махлай назначил своим помощником по экономическим вопросам и управлению. Вскоре тот стал директором по экономике, а в 2000 году — вице-президентом корпорации ТоАЗ (управляющей компании акционерного общества). Махлай утверждает, что схему владения компанией выстраивал его зам (от контактов с Forbes Макаров отказался).

Разрешение на выкуп своей доли инициативная группа получила через полгода. Примерно тогда же учрежденная менеджерами компания «Контаз» выкупила 15% на денежных аукционах, столько же разошлось по структурам, связанным с ТоАЗом. Оставшиеся у государства акции были разбиты на два равных пакета и в 1994 году выставлены на инвестиционные торги, победители которых должны были вложить в развитие предприятия не менее $45 млн. Первый тендер выиграла за $20 млн фирма «Евротоаз» — СП ТоАЗа (40%) и венгерской Eurotoaz, принадлежавшей двум американцам украинского происхождения — Имре Паку и Александру Ровту. Во втором конкурсе с предложением $50 млн победила фирма ТАФКО, созданная ТоАЗом (69%), известным швейцарским трейдером Ameropa AG (30%) и СП Ameropa и «Агрохимэкспорта» (1%). С Феликсом Циви, владельцем Ameropa, который долгое время был партнером ТоАЗа, Махлай дружил многие годы.

В 1995-м дело дошло до приватизации российской части аммиакопровода от Тольятти до границы с Украиной (1400 км, а украинская часть, 800 км, принадлежала компании «Укрхимтрансаммиак»). Госдума приняла специальный закон, по которому для сохранения комплекса «завод-трубопровод» ТоАЗ должен был обменять 51% созданного предприятия «Трансаммиак» на свои акции. Государство собиралось продать их на инвестконкурсе, а выручку направить на развитие предприятия и строительство отводов к другим производителям аммиака, в первую очередь россошанским «Минудобрениям». ТоАЗ провел допэмиссию, доля «Трансаммиака» была оценена в 6,1% завода. В конкурсе, состоявшемся в 1996 году, победила компания ТАФКО, предложившая $0,6 млн за акции и $7 млн инвестиций. Еще 30% «Трансаммиака» в январе 1997-го выкупила все та же «инициативная группа».

Махлай в интервью Forbes настойчиво называет акции «фантиками, которые всегда презирал». Однако сразу после приватизации он дал распоряжение «бумаги никому не перепродавать».

Узнав, что начальник одного из цехов продал акции чужакам, директор его уволил, но остановить начавшуюся распродажу уже не смог. И тогда его специалисты по приватизации возглавили скупку. К 2004 году, по данным «Коммерсанта», Махлай располагал 11,78%. Несколько зарегистрированных в Швейцарии компаний владели еще почти 64%. В совете директоров Chimrost AG (5,6%) числились отец и сын Махлаи и Феликс Циви; в «дочке» трейдера Ameropa — Nitrochem Distribution AG (18,3%) — сын Циви; в PP&FM AG (19,99%) — снова Циви; в Tech-Lord SA (19,99%) — управляющий директор. Остальное сохранили работники.

К этому времени из числа акционеров исчезла компания американцев Пака и Ровта, выполнившая свои инвестиционные обязательства. Из судебных документов известно, что в 1995 году венгерская фирма реорганизовалась, а в конце 1998 года владельцы ее ликвидировали, продав за два дня до этого пакет ТоАЗа (8,8%) ее ирландской тезке. Та уведомила регистратора, получила сертификат о праве собственности на акции, однако затем ТоАЗ и его регистратор аннулировали лицевой счет ирландской компании, восстановив запись ликвидированной венгерской. В арбитражных судах ирландская фирма дела проиграла.

С Ровтом у Махлая, похоже, личные счеты.

Через американскую корпорацию Ровта IBE он торговал аммиаком, затем захотел открыть собственное представительство в Штатах и попросил партнеров найти офис. Те купили для ТоАЗа два этажа в нью-йоркском небоскребе, как считает Махлай, сильно переплатив. Махлай отправил разбираться с IBE сына, но партнеры, как он считает, встретили его недружелюбно. И он полагает, что именно люди Ровта занимались скупкой акций у его работников. Алекс Ровт не ответил на запрос Forbes.

Дело «Труба»

В результате к началу 2000-х годов большая часть ТоАЗа и трубопровода оказалась в руках Махлая и его швейцарского партнера. И тут пришла беда, откуда не ждали: еще в 1999 году Российский фонд федерального имущества (РФФИ) начал расследование по итогам инвестпрограммы «Трансаммиака» и пришел к выводу, что покупка компанией ТАФКО акций «Тольяттиазота» была мнимой. Модернизацию-то провели, но отводы к другим производителям не построили («Минудобрения» подключили к аммиакопроводу только в 2005 году). В 2000 году РФФИ обратилась в арбитражный суд, Генпрокуратура возбудила против ТоАЗа дело о нарушении антимонопольного законодательства. Судебная тяжба шла с переменным успехом более 10 лет, завершившись победой ТоАЗа лишь в 2010-м.

Но это была не единственная проблема с «Трансаммиаком». Украина стала поднимать тарифы. В 1999 году цена за прокачку 1 т выросла с $18 до $22,98. Экспорт украинского аммиака в 2000 году вырос вдвое по сравнению с 1999 годом, а российского — упал, писала Счетная палата.

Махлай нашел то же решение, что и «Газпром», — пустить свой товар в обход ненадежной Украины.

Решив построить собственный порт на незамерзающем Черном море, он со своими специалистами облетел все побережье на вертолете, пока не нашел подходящую бухту на мысе Железный Рог Таманского полуострова. Провели экологическую экспертизу, и в 2001 году Краснодарский край выделил ТоАЗу на 49 лет 229 га прибрежной земли. ТоАЗ обязался вложить в регион $200 млн. Кроме аммиака порт должен грузить зерно, сжиженный газ, нефть и нефтепродукты. Закончить строительство планировалось в 2007 году.

Пока губернатором края был Николай Кондратенко, с которым Махлай нашел общий язык, дело спорилось, но после прихода Александра Ткачева начались проблемы.

Разногласия губернатора и Махлая нарастали, и в 2004 году краевым постановлением площадь арендованных земель была обрезана до 54 га. Тогда же замгубернатора издал директиву «О приостановке разрешения на строительство перевалочного комплекса аммиака…» Год спустя чиновники, облетая территорию, обнаружили, что работы продолжаются: строилась двухкилометровая эстакада, соединяющая морские причалы с береговым терминалом аммиака, монтировались портовые краны, укладывалась 36-километровая железнодорожная ветка. Власти выставили ТоАЗу 22 претензии, в основном экологические. «Пора прекратить партизанщину «Тольяттиазота», — заявил тогда Ткачев.

«Когда чиновники Ткачева увидели все почти готовое там, где раньше коровы паслись, они потребовали мзду, — рассказывает Махлай. — Мзда была нам не по силам, так они земли отняли задним числом, все незаконно сделали!» В прошлом году Ткачев стал министром сельского хозяйства. На просьбу Forbes о комментарии его пресс-служба ответила: «Эти вопросы не относятся к компетенции главы Минсельхоза России». Порт, в который, по данным ТоАЗа, вложено $300 млн, недостроен. Ввод первой очереди в компании планируют на 2017 год.
Суд да дело

Не успели утихнуть судебные баталии за аммиакопровод и порт, как стало понятно, что это были бои местного значения. Весной 2005 года на ТоАЗ началось настоящее наступление. Незадолго до годового собрания выяснилось, что у компании появился новый акционер: возглавляемая Николаем Левицким компания Synttech Group, которую контролировала «Ренова» Виктора Вексельберга, выкупила у двух банков 7,5% компании. Левицкий, который ранее был президентом крупного производителя азотных и фосфорных удобрений «Еврохим», рассказывает, что из партнерства с «Реновой» у него родилась идея соединить три взаимодополняющих бизнеса: газовое направление, за которое отвечал в нефтяной компании ТНК-BP ее совладелец Вексельберг, ТоАЗ, который из-за конфликтов с «Газпромом» вечно испытывал недостаток природного газа (он используется для производства аммиака), и Одесский припортовый завод, который украинское правительство собиралось приватизировать. Объединив их, можно было загрузить ТоАЗ на полную мощность и обеспечить рост экспорта. «Была бы красивая бизнес-история», — говорит Левицкий.

Махлай встретил незваных партнеров в штыки. Он хорошо знал историю владельца «Невинномысского азота», который не хотел отдавать контроль над своим заводом, был арестован по подозрению в хищении и все потерял, пока сидел в СИЗО, — контрольный пакет через вторые руки достался возглавляемому Левицким «Еврохиму». Когда команда Synttech приехала на собрание, перед заводом, как вспоминал в интервью Forbes топ-менеджер, их «встретили блокпосты с автоматчиками». Впрочем, Левицкий эту историю не подтверждает, как и свое участие в судьбе владельца «Невинномысского азота».

«Махлай встречался с нами чуть ли не в комнате уборщиц, нам не хотели отчетность давать, нашу долю дивидендов платить, — вспоминает он. — А если акционер рассказывает, что акции — это фантики, то нам не по пути».

Неделю спустя после собрания акционеров на ТоАЗ приехали следователи МВД с ордером на выемку документов — финансовых отчетов, сведений об аффилированных лицах, структуре владения. Против Махлая и управляющего Макарова возбудили уголовные дела о нарушениях при приватизации трубопровода и о неуплате ТоАЗом налогов за 2002–2004 годы. Бывший в то время депутатом Госдумы от Тольятти Анатолий Иванов рассказывал порталу «Волга Ньюс», что по просьбе Макарова он провел расследование и выяснил, что милиционеры приходили по запросу его коллеги из Краснодарского края, а того попросил вмешаться губернатор Ткачев. По мнению Иванова, губернатор мог действовать и в интересах «Реновы». Представитель «Реновы» эту версию всегда отрицал. Левицкий тоже ее не подтверждает, но признает, что у них «[с Махлаем] было много судов».

Следствие обвинило Махлая в том, что ТоАЗ выкупил в 1997 году пакет ТАФКО в «Трансаммиаке», не потребовав выполнения инвестиционных обязательств. Государственный ущерб оценили в 3,2 млрд рублей. Второе серьезное обвинение — использование трансферных цен. Якобы трейдер Nitrochem Distribution, который следователи считали подконтрольным Махлаю, покупал в 2002–2004 годах у ТоАЗа аммиак по ценам более чем на 20% ниже среднерыночных (это запрещалось Налоговым кодексом), а продавал — по мировым. Завод, по версии следствия, потерял 1,2 млрд рублей дохода и, соответственно, недоплатил более 280 млн рублей налогов. Позже было возбуждено дело еще и о недоплате налогов за 2005 год (Андреас Циви, сын основателя Ameropa и нынешний ее владелец, уверяет Forbes, что ни Ameropa, ни Nitrochem никогда не принадлежали Махлаям). Суды проходили в отсутствие обвиняемых, потому что по совету адвокатов в августе 2005 года Махлай скрылся в Швейцарии, а оттуда переехал в Лондон. Вслед за ним эмигрировал и Макаров. Оттуда, из офиса, снятого на площади Лирик в деловом центре города, Махлай руководил компанией, проводя обычные планерки по видеосвязи. «Я еще в 2007 году (когда давление силовиков было особенно сильным. — Forbes) был готов просто отдать все эти акции государству, — вспоминает Махлай в интервью Forbes. — Лишь бы дали закончить мою программу [переоснащения предприятия]».

Как раз в 2007-м тольяттинский суд решил, что налоговые обвинения по 2005 году были выдвинуты незаконно, а в 2008-м арбитражный суд Самарской области признал недействительными требования налоговиков и по 2002–2004 годам. Так как к этому времени законодательство было либерализовано, решение арбитражного суда было принято как доказательство отсутствия состава преступления, и уголовные дела были прекращены.

Еще раньше отступилась «Ренова»: украинские власти то назначали дату приватизации завода в Одессе, то отменяли ее, и в 2008 году Вексельберг и Левицкий поняли, что схема рассыпается. К этому времени, рассказывает Левицкий, в Москве прошли переговоры с Махлаем-младшим. Тот «понимал, что надо как-то расходиться, и готов был к компромиссам, но у него не было полномочий». На переговоры с Махлаем-отцом в Лондон несколько раз приезжал проектный директор «Реновы» Яков Тесис. Речь, по словам Махлая, шла о цене выкупа ТоАЗом пакета «Реновы». Тесис, говорит Махлай, предложил выкупить акции по $14, но, по его мнению, на рынке они стоили $4–5. Торг продолжался на пяти-шести встречах, вспоминает Махлай, и предложение дошло до $7–7,5. «Я согласился, — рассказывает он. — Оставил свою команду оформлять документы, а на следующий день узнал, что «Ренова» продала акции Мазепину». Левицкий говорит, что подробностей не помнит. В «Уралхиме» отказались рассказывать о ходе переговоров, сославшись на конфиденциальность.
Наемный менеджер

Почти сразу «Уралхим» стал наращивать свою долю в ТоАЗе. Письменно отвечая на вопросы Forbes, представитель компании сообщил, что уже в первом полугодии 2008 года через брокерские фирмы было докуплено с рынка еще 2,5%. Весь 10%-ный пакет обошелся примерно в $300 млн. А затем началась обычная для отношений Махлая с миноритариями история: «Уралхим» требовал финансовую отчетность, списки акционеров, а ТоАЗ сопротивлялся. «Руководство не хочет раскрываться перед рейдерами», — объясняли в пресс-службе предприятия. После публикации бухгалтерского баланса за 2007 год компания долго молчала. Отчет за 2008 год опубликовали только в июне 2009 года. К тому времени в самарском арбитражном суде скопилось уже 17 исков от «Уралхима» с требованием о предоставлении информации.

Мазепин, начав в 2004 году создавать «Уралхим», скупал комбинаты на заемные средства. К кризису 2009 года у него образовался долг на $1,4 млрд. Оказавшись в стесненных обстоятельствах, он решил избавиться от доли в ТоАЗе и договорился о продаже с офшором Belport Development Ltd. Препятствием стало то, что по условиям сделки покупателю нужно было предъявить список участников предстоящего годового собрания, а ТоАЗ отказался его предоставить. Сделка на $200 млн сорвалась, и «Уралхим» пошел в самарский Следственный комитет (СК) с обвинением в адрес юристов ТоАЗа, отказавшихся выдать документы. Этот суд закончился ничем, зато как из рога изобилия посыпались другие обвинения и суды.

Еще до 2008 года команда Махлая и его сын начали принимать дополнительные меры безопасности, считает Валерий Тутыхин, партнер юридической фирмы John Tiner & Partners (фирма управляет фондом проблемных активов Black Eagle Litigation Fund и как миноритарный акционер ТоАЗа с долей меньше 1% участвует в тяжбах по предприятию).

Нанятые фондом частные детективы выяснили, что, когда предприятие оказалось в осаде, команда Махлая создала многоступенчатую систему офшоров и трастов, за которыми нигде не виден Махлай-старший как бенефициар, есть только Сергей.

Акции ТоАЗа, производящей метанол компании «Томет» («Тольяттинский метанол») и принадлежащего семье Циви трейдера Nitrochem Distibution, которые числились на кипрских фирмах, были переданы еще и в доверительное управление офшорам на Британских Виргинских островах, в Сент-Китс и Невисе, Уругвае. За этими фирмами скрывались многочисленные трасты. «Вся схема, которую мы восстановили, не помещается на листе А4, нужен А3, — рассказывает Тутыхин. — Я думаю, что Махлаю-старшему даже не надо было ничего подписывать [для перехода его доли], можно было просто кивнуть юристу, что согласен». «Насколько нам известно, позже Сергей перехватил управление пакетами, которые раньше были записаны на офшоры, управлявшиеся в пользу отца», — говорит адвокат. Теперь, по его словам, управляющие трастами так напуганы обвинениями против Махлаев, что даже не выдают доверенности для голосования акциями. «У Махлаев с партнерами суперконтроль, а сделать ничего невозможно, даже общее собрание не провести», — замечает Тутыхин.

Махлай вспоминает, что Сергей приезжал к нему из США: «Папа, дай мне акции, мы с Андрюшкой (старший брат, живущий в Швейцарии и занимающийся малым бизнесом. — Forbes) поделимся». Оба брата заверили отца, что разделят по-честному. «Я что-то подписал, — вспоминает Махлай-старший. — Но точно ничего не оформлял официально». Получается, что с тех пор и до злополучного собрания 2011 года Махлай-старший был только топ-менеджером при акционерах, основным из которых был его сын Сергей — он и стал председателем совета директоров.

Как раз в это время владелец АФК «Система» Владимир Евтушенков заинтересовался нефтехимией. В 2011 году его «Башнефть» и австрийская Petrochemical Holding бывшего президента «Сибура» Якова Голдовского задумали создать СП. Близкий к Махлаю предприниматель уговорил его обратиться к главе «Системы», который помог опальному Михаилу Гуцериеву не только вернуться в Россию и снять с себя обвинения, но и выкупить принадлежавшую ему до побега «Русснефть». Евтушенков, по словам Махлая, дважды приезжал к нему в Лондон. Потом появился его заместитель Дмитрий Зубов с целой командой юристов, которая попыталась разобраться со структурой собственности. «Мы так не договаривались», — возмутился Махлай. Он-то считал, что Евтушенков только поможет решить проблемы порта и поставок газа, но «Система» замахнулась на его детище. На этом переговоры и закончились.

Предприниматель, готовивший по поручению Махлая встречи с Евтушенковым, попросив об анонимности, подтвердил, что у «Системы» было намерение купить долю ТоАЗа, «восстановить Махлая в правах» и начать совместно работать. Предприниматель предполагал, что в союзе с такими партнерами ТоАЗ смог бы создать сбытовую сеть за пределами России и доставлять товар конечному покупателю. Другими словами, избавиться от трейдеров, забирающих часть маржи. Но Махлай все разрушил. Евтушенков на просьбу прокомментировать эту историю ответил: «Я об этом ничего не знаю».

Белый рыцарь, черный рыцарь

С конца 2012 года обвинения против Махлаев, Циви и их менеджеров становились все разнообразнее. Снова им вменили применение трансферных цен, но уже за другой период. По версии Следственного комитета, в 2008–2011 годах менеджеры ТоАЗа и Nitrochem Distribution снова выводили выручку за границу, нанеся «Уралхиму» ущерб на $550 млн. В начале 2013 года «Уралхим» отправил заявление в самарский СК с обвинением основных владельцев и топ-менеджеров еще и в мошенничестве: те без разрешения акционеров на сделку с заинтересованностью за 130 млн рублей продали подконтрольной им компании «Томет» агрегат по производству метанола, а чтобы не выносить сделку на собрание, агрегат провели в документах как набор оборудования. Такая же установка, запущенная в «Щекиноазоте», обошлась, по сведениям «Уралхима», в 13,5 млрд рублей. «Томету» продали еще и агрегат по производству аммиака, взяв всего 100 млн рублей при рыночной стоимости 2,4 млрд рублей.

Сергей Замошкин, адвокат, который до октября 2015 года защищал Махлаев и некоторых менеджеров (затем его сменила целая команда юристов), считает, что уголовные дела по якобы заниженным трансферным ценам повторяют судебно-следственную кампанию 2005 года. Разница в том, что тогда дело было основано на справке лаборатории самого МВД, а теперь «Уралхим» «пошел путем изобретения экспертиз, методика которых надуманна, поскольку рынка аммиака не существует». «Это просто анекдот, — объясняет Замошкин. — Смысл в том, что следствие изъяло все документы ТоАЗа по внешнеэкономической деятельности [включая коммерческую тайну] и передало их признанному потерпевшим «Уралхиму». Дальнейшее — дело техники.

Что касается дела о выводе активов, то в договоре употреблено слово «производство», то есть здание с коммуникациями, подчеркивает адвокат, а оборудование приобреталось отдельно и на деньги западных партнеров. По поводу производства метанола Махлай-старший объясняет, что компания «Томет» была создана еще в 1998 году, тогда же куплены и агрегаты.

Информацию о ценах продажи аммиака в Одессе суд запросил у подключенных к той же трубе россошанских «Минудобрений». Затем получил экспертное заключение Всероссийского научно-исследовательского конъюнктурного института, что эти-то цены и «соответствуют рыночным». Дальше оставалось только сравнивать. Например, 29 марта 2009 года ТоАЗ отправил аммиак по $165 за тонну, а «Минудобрения» в тот же день — по $220, что значительно дороже, а значит, была возможность хищения разницы.

Аналитик ВТБ24 Олег Душин говорит, что, если, как в случае с аммиаком, нет биржевой цены, то и цена ТоАЗа, и цена «Минудобрений» — рыночная. Для сравнения лучше брать среднерыночную, например данные аналитической компании Ferticon Limited, отслеживающей цену в портах, через которые поставляется российский аммиак (в апреле 2009 года — $242,5). «Но суд может этого не знать», — полагает он.

Суды склоняются явно не в пользу ТоАЗа. Если дела, открытые в 2005 году, были выиграны в тольяттинских и поволжских судах, где и стены помогали, то споры с «Уралхимом» рассматривались в основном в московских. В начале 2014 года пошли заочные аресты и запросы на международный розыск менеджеров ТоАЗа. К декабрю заочно арестовали и объявили в розыск Сергея Махлая и владельца трейдера Ameropa Андреаса Циви. Через неделю — Махлая-старшего.

К середине 2015-го по решению судов было арестовано все имущество ТоАЗа, денежные средства и российское имущество компании Ameropa.

Однако в разгар этих событий у ТоАЗа, как показалось, появился белый рыцарь. В сентябре 2015 года компания объявила, что владельцы продают более 70% акций фонду Credit Mediterranee Кирсана Илюмжинова, бывшего президента Калмыкии, президента Всемирной шахматной федерации. На рынке в сделку не поверили, гадали, фронтует ли он кого-то или решил с выгодой вмешаться в проблемную ситуацию. Но в ноябре Минфин США наложил на Илюмжинова санкции за то, что он якобы оказывал материальную помощь правительству Сирии и действовал в его интересах. Не прошло и недели, как ТоАЗ признался, что продать пакет не удалось. Сергей Махлай сообщил, что «соглашение о намерениях с Илюмжиновым не было исполнено из-за разного понимания стратегии развития компании». Махлай-старший посетовал, что «обо всем узнал из газет».

Илюмжинов заявил Forbes, что он «никого не фронтовал и [со сделкой] не играл». «Это был на 100% мой интерес», — уверял он, отказавшись от дальнейших комментариев. Однако его хороший знакомый подтвердил, что переговоры велись напрямую с владельцами компании и прервались, потому что «некоторые из них — граждане США». Собеседник Forbes дал понять, что у Илюмжинова интерес к активу не утерян.

А тем временем в компании появился еще один претендент на руководство. В октябре 2015 года тольяттинский предприниматель и мелкий акционер ТоАЗа Евгений Седыкин провел от имени оргкомитета «Тольяттиазот-2015» общественного движения «Государево око — народ» собрание миноритариев, на котором заявил, что приватизация 1990-х годов прошла неправильно и при переходе с документарных акций на бездокументарные доли им недодали. В разговоре с Forbes Седыкин представился так: «Я председатель совета директоров де-юре, а де-факто [на завод] зайти не могу». По его словам, из-за отстранения Махлая-старшего явка на собрания акционеров низкая, зато они провели 22 ноября свое, с кворумом 57%, и «встали на путь восстановления реестра».

Это не первая попытка Седыкина пободаться с ТоАЗом. В 2010 году он от имени ирландской Eurotoaz подавал против компании иски о восстановлении ее в списке акционеров, но положительного решения не добился. На заседании президиума Высшего арбитражного суда в 2012 году выяснилось, что у него имелся с ирландской Eurotoaz договор дарения, по которому он должен был получить часть спорных акций, но не получил. «Теперь они [владельцы Eurotoaz] уклоняются от отношений, — сетует Седыкин. — Ровт говорит: «иди к Паку», а Пак: «иди к Ровту». С председательством в совете директоров у Седыкина тоже не задалось, хотя он успел рекордными темпами заверить у нотариуса протокол об изменении состава совета директоров и передать его в налоговую инспекцию для внесения в ЕГРЮЛ. Вскоре было возбуждено уголовное дело о покушении на мошенничество, а 1 февраля 2016 года самарский арбитраж запретил выполнять указания новоявленного «совета директоров и генерального директора».

Седыкин — человек Ровта, поясняет Махлай-старший, «но Ровт его кинул». «Он приезжал ко мне, обещал «вытащить», — рассказывает Махлай. — А мне главное — дело сделать, которое мне [бывший министр химической промышленности СССР Леонид] Костандов поручил. Такой мощнейший завод мне, еще пацану, доверил построить. А теперь я бомж, если честно сказать».