Олимпийскому комитету Гануса не закопать

13 июля президент Олимпийского комитета России (ОКР) Станислав Поздняков заявил, что углубленный аудит нашел нарушения финансовой деятельности Российского антидопингового агентства (РУСАДА). Руководство РУСАДА предъявленные обвинения отвергло, обосновав претензии к ним на 68 страницах. Однако, по мнению Олимпийского комитета, РУСАДА таким образом лишь пытается отвлечь внимание от фактов, изложенных в аудиторском отчете. 5 августа пройдет заседание наблюдательного совета Российского антидопингового агентства, на котором может решиться судьба его нынешнего руководства. Почти одновременно, 18 июля глава РУСАДА Юрий Ганус, который известен жесткими заявлениями о необходимости активнее бороться с допингом в России, сообщил в твиттере, что не планирует покончить жизнь самоубийством и просит считать его предсмертные записки, если они появятся, написанными против его воли. Журналистка Александра Владимирова по просьбе «Медузы» поговорила с Юрием Ганусом о том, почему он считает претензии к своему агентству необоснованными, почему чувствует угрозу для своей жизни и что собирается дальше делать.

— Что же все-таки произошло c РУСАДА? Давайте восстановим хронологию.

— Когда я пришел в РУСАДА, аудитор, согласованный с учредителями, уже был. Он подготовил отчет за 2016 год, затем за 2017-й. Наш корпоративный секретарь действительно технически допустила ошибку, формально не подтвердив этого же аудитора перед началом подготовки аудита за 2018 год. В итоге аудит был проведен. Он подтвердил, что у нас достоверная отчетность, что мы целевым образом, в соответствии с законом используем средства. После наблюдательного совета отчет был представлен нашим учредителям. Тогда они и сказали, что хотят другого аудитора. Здесь очень важно подчеркнуть — Поздняков, президент Олимпийского комитета, говорил, что я пытался задним числом что-то утвердить. Это лукавство. Генеральный директор не уполномочен утверждать аудитора, тем более аудиторский отчет. Это исключительно миссия самих учредителей. И учредители в начале года, когда было необходимо инициировать выбор аудитора, ничего сами для этого не сделали. Поэтому мы представили аудит той организации, которая была. Этот отчет их не устроил — окей, мы были не против того, чтобы сделать другой. При этом само собрание, на котором все обсуждалось, было довольно интересное. Обсудив ситуацию, связанную с аудитом, перешли к обсуждению [возможности] уведомлять спортсменов о допинг-тестировании за пять минут до прихода допинг-офицера. Мы сказали, что позиция РУСАДА заключается в том, что мы работаем строго в соответствии с международными стандартами. В этой связи мы категорически настояли на том, что никакого уведомления за пять минут не будет — фактически таким образом мы пошли вразрез с позицией учредителей.

— Как ОКР аргументировал необходимость уведомления спортсменов за пять минут до прихода офицера?

— Так, что бывают всякие случаи — двери на домофоне не работают, либо охрана не пускает в каких-то элитных поселках и жилмассивах. Но, знаете, наши инспекторы допинг-контроля, как правило, когда приходят, то попадают внутрь. Даже если сломан домофон, они ждут, пока кто-то выйдет и так далее. А пять минут — этого времени достаточно, чтобы исказить результаты тестирования спортсменов.

— Давайте вернемся к аудиторской проверке. Что было дальше?

— Дальше была долгая история по выбору аудиторской организации. ОКР предлагал нам какие-то кворумы, причем очень странные — например, с комиссией из пяти человек, в которую входили три человека — представители ОКР, один из ПКР, один из РУСАДА. Это какая-то профанация голосования, потому что было сразу понятно, что кто бы какую позицию не занимал, всегда ОКР в большинстве. Мы тогда на этом тоже не сошлись.

В конечном итоге мы выбрали две организации. Но учредители по рекомендации председателя набсовета [РУСАДА Александра] Ивлева выбрали «Финэкспертизу» — то есть по сути ту организацию, которую сами предложили. Но у нас никаких намерений что-то скрывать, от чего-то скрываться не было. Более того, внутри РУСАДА действует служба внутреннего контроля. У нас договор с аудиторской компанией, которая сопровождает РУСАДА — постоянно, в течение года. Когда мы находим какие-то несоответствия, то устанавливаем дорожную карту и решаем вопросы. РУСАДА уже третий год подряд подтверждает соответствие системы качества менеджмента — ISO 2015 года «Стандарт по качеству менеджмента», это международный стандарт. Вот это базис, с которым мы подошли к проверке.

— Проверка была проведена. После публикации ее результатов вы на 68 страницах разобрали, с чем не согласны. Опишите вкратце, что вас больше всего смутило в аудиторском отчете.

— Задача, которая стояла изначально, — проведение проверки в соответствии с требованиями обязательного аудита к двум годам — 2018 и 2019. О специальной проверке, которую проводил ОКР, мы понятия не имели. Но даже по этому поводу я могу сказать: да ладно, ну и что? Мы достаточно открытые — если речь идет об объективной проверке. Только объективности, мы считаем, не было. Отмечу, что аудиторы, которые работали по задачам годовых аудитов, и аудиторы, которые работали по скрытой проверке, — это разные люди.

И в представленных ими отчетах возникли очевидные расхождения. В заключении годового аудита указывается, что наша отчетность, соответствие финансовой деятельности, достоверны, как и целевое расходование средств, оформление, ведение бухучета — все соответствует нормам. Технические моменты, к которым возникли вопросы, были, но они несущественные. А вот аудитор, который вел скрытую проверку, высказал в своем отчете совершенно противоположное мнение. Более того, в основном все заключения там идут с такими словами «вероятно», «могло быть». Там нет категорических заключений. Это одно.

Второе — мы разобрали и оценили то, какие запросы делал аудитор для проведения проверки и с удивлением и разочарованием определили, что он по многим задачам даже не запросил весь необходимый для подобного рода допущений пакет документов. Поэтому у нас возникли совершенно обоснованные сомнения — в достоверности и объективности данного заключения. Сложилось совершенно однозначное понимание того, что аудитор не разобрался в наших бизнес-процессах. Но в том числе — что очень печально — эту позицию теперь транслирует Олимпийский комитет России.

Некоторые лояльные ОКР СМИ начинают раскачивать тему по поводу того, что мы проездили 11 миллионов на такси, говоря, какие в РУСАДА гламурные условия. Через некоторые СМИ пытались даже вбросить то, что это я и другой менеджмент РУСАДА на 11 миллионов проездили. В нашем отчете видно, что суммы, потраченные на такси, более чем скромные. И это с учетом того, что я не кабинетный работник и активно перемещаюсь по стране и по миру. Нашей главной задачей было восстановить соответствие РУСАДА и соответствие антидопинговой системы России, организовать все процессы внутри страны. Я был и на Сахалине, и в Красноярске, и в Тюмени, и в Ханты-Мансийске. Я езжу по всей стране — точно так же, как я участвую в международных мероприятиях. Мы не отказываемся — и никогда не отказывались от суммы [в 11 миллионов, потраченных на такси] — она соответствует нашему учету. Но господам из ОКР и господам аудиторам было бы неплохо разобраться в наших бизнес-процессах. У нас инспекторов в допинг-контроле более ста человек, также мы привлекаем медиков для отбора крови. В прошлом году мы отобрали более 11 тысяч проб. Из этих 11 тысяч РУСАДА отобрала самостоятельно более девяти тысяч. Так вот по всем этим миссиям для организации логистики у нас используется такси.

— Было бы странно, если бы офицеры ездили с допинг-пробами на автобусах.

— Конечно. Более того, я хочу сказать, что финансирование мы получаем не от ОКР. Финансирование мы получаем от министерства финансов — и перед министерством финансов мы отчитываемся достаточно детально. Я считаю, что мы более чем эффективны. На этой неделе у себя на сайте мы разместили анализ эффективности наших зарубежных командировок. Так вот, в этом плане мы более эффективны, чем ОКР — в три раза. Мы меньше тратим денег на командировки, хотя перемещаемся очень интенсивно по стране и по миру. Мы очень скромно живем и не летаем бизнес-классом, даже на большие расстояния. Я как-то летел из Колорадо-Спрингс с одним из ваших коллег, журналистом The New York Times. Я летел в Москву через Чикаго и Лондон, с двумя пересадками. У самолета, который должен был лететь в Чикаго, возникли технические сложности, и рейс отменили. У меня, соответственно, сдвинулись рейсы из Чикаго в Лондон и из Лондона в Москву. Вместо 20 часов лета я добирался 1,5 суток. И американский журналист обалдел от этого, потому что он знает, как перемещаются мои коллеги из других стран, тем более из USADA, какие деньги они получают. Они летают бизнес-классом. Я летел эконом-классом, как я летаю всегда.

Когда американский журналист узнал об этих, совершенно необоснованных претензиях со стороны аудитора и ОКР, он говорит: «Если бы я не видел своими глазами, какие были трудности с твоим перемещением из Колорадо в Москву, я бы, наверное, еще бы пытался разобраться, но я видел это своими глазами, и я понимаю, что это ложь». Сейчас в телеграм-каналах прошел еще один вброс — мол, Ганус неделю был в командировке и непонятно, что он там делал [столько времени]. Люди просто не понимают мое рабочее расписание, его плотность. Я руководитель антидопингового агентства — это надзорная организация, которая ведет борьбу с допингом. Россия, увы, находится в состоянии допингового кризиса, причем двух. Естественно, у меня проходят рабочие, закрытые, встречи, о которых я никому не [докладываю] — и [докладывать] не буду. То, что эти атаки [идут] сейчас [на меня], — это очень печально. В моем понимании Олимпийский комитет России — хранитель олимпийских ценностей, культуры. А вот такие, преднамеренно сфабрикованные, отчеты с заведомо ложной информацией, они не лучшим образом сказываются на репутации организации.

— Зачем ОКР, как вы считаете, вас оговаривает?

— Они хотят убрать меня с должности. Им не нравится позиция принципиального директора агентства, который говорит правду. Наше агентство реально борется с допингом, и мы говорим о проблемах, которые есть. Когда я пришел в РУСАДА, которая потеряла соответствие и упала на дно, я думал, что перед нами стоит три главные задачи. Первое — действовать в соответствии с международными нормами, второе — обеспечить функциональность агентства. Третье — восстановить доверие [международного спортивного сообщества]. Но вскоре я понял, что наша главная задача — формирование независимого агентства. Чтобы никто не мог использовать РУСАДА так, как ему хочется. Эту задачу — как и три другие — нам выполнить во многом удалось. Доверие мы продолжаем активно восстанавливать. Как и стараемся сохранить нашу независимость, хотя она так не нравится нашим спортивным властям — как и наши независимые суждения, открытость, активность на международной арене. Как не нравится и генеральный директор, который транслирует позицию по текущему состоянию дел. Первая попытка меня сместить была еще в феврале.

— Что произошло тогда?

— Со стороны учредителя в адрес наблюдательного совета РУСАДА было выдвинуто предложение — не соглашаться с решением WADA. Понимая все риски, я был против этого. И высказал наблюдательному совету свое опасение о том, что [несогласие] принесет больше проблем. Но тогда был какой-то задор, какая-то больше политическая мотивация, чем прагматичное [отношение]. Наблюдательный совет РУСАДА, в который я не вхожу, принял решение рекомендовать учредителям не согласиться с решением WADA. И учредители приняли такое же решение. И именно я в соответствии с законодательством РФ должен был подписать этот документ, в котором выражалось несогласие с WADA. Я подписал, но параллельно написал письмо от имени генерального директора РУСАДА, в котором сказал, что, несмотря на подпись, критически отношусь к данному решению. Также там было сказано, что РУСАДА является организацией, которая будет и дальше бороться за честный спорт. Вот это письмо — [вкупе] с другим письмом, написанным раньше — и стало отправной точкой для того, чтобы заставить меня уйти из РУСАДА. [ОКР] попытался инициировать наблюдательный совет, который должен был меня снять. Но в WADA посчитали, что вмешательство в деятельность агентства может повлечь достаточно серьезные последствия для российского спорта. Тогда я остался.

— Вы получали угрозы из-за ваших высказываний?

— Угроз со словами «Я тебя убью» не получал, но это было бы и странно. При этом могу сказать, что были тяжелые разговоры. Но я довольно опытный антикризисный управляющий, большую часть своей жизни занимаюсь антикризисным управлением в российских и зарубежных компаниях. В последнем своем заявлении я обозначил, что не буду кончать жизнь самоубийством, все мои предсмертные записки прошу считать полученными помимо моей воли. Я понимаю, что единственный способ для наших чиновников бесконфликтно разрешить сложившуюся ситуацию — сделать так, чтобы я ушел сам. Сам уходить не буду.

— При каких обстоятельствах вы написали твит о невозможности вашего самоубийства — вам кто-то что-то прислал, кто-то позвонил?

— Я написал этот твит тогда, когда мы закончили детальный анализ [аудиторского] отчета, и поняли, что, публикуя его, по сути вызываем огонь на себя. В моей практике были, к сожалению, печальные примеры. Я знаю, что есть определенный сценарий, при котором [я могу написать] очень яркую предсмертную записку, где буду брать ответственность за все на себя. Чтобы этот сценарий не был воплощен, я [и написал твит]. Я сдаю анализы крови, кардиограммы — и храню их в надежном месте, не у себя. Я хорошо помню судьбу двух предшественников, которые умерли в течение десяти дней в 2016 году.

— Вы имеете в виду бывшего исполнительного директора РУСАДА Никиту Камаева…

— Да, и [Вячеслава] Синева. Ввиду того, что я человек квалифицированный и учился в специализированных учебных заведениях, где у меня были хорошие учителя, я не хочу давать никому никаких шансов в этом отношении. Я понимаю, что несу ответственность за нашу организацию.

— Вы замечали за собой слежку, прослушку телефона?

— Замечал. И у меня есть все подтверждения того, что меня прослушивают.

— Вы не боитесь, что на вас заведут дело и будут судить?

— За что?

— Не смогут найти, за что?

— Я честный человек. Это вброс — то, что Ганус присвоил себе 110 миллионов [рублей]. Аудиторы, те люди, которые продвигают этот посыл, просто не разобрались в наших бизнес-процессах. Как и учредители, которые теперь муссируют эту тему. Аудитор неправильно снял информацию по 53 и 57 миллионам. Он посчитал, что это цифры, которые [отражают] работу РУСАДА с физическими лицами. У нас действительно много договоров ГПХ на значительную сумму. Согласно рекомендациям WADA, предписанным из-за предыдущих коррупционных дел, РУСАДА просто не имеет права принимать инспекторов допинг-контроля в свой штат. А у нас, как я уже сказал, их более ста. И с каждым из них заключен гражданско-правовой договор. В 2019 году у нас было более девяти тысяч проб, которые мы отобрали. На гражданско-правовых договорах — в том числе для обеспечения независимости — находятся, например, члены дисциплинарного антидопингового комитета, члены комитета по терапевтическим исключениям. Аудиторы же сделали свои ложные умозаключения о том, что, вероятно, это можно классифицировать, как [коррупционное] поведение. Из этого все сделали вывод, что Ганус мог присвоить себе эти деньги. Так вот это не так — у нас четко прописаны процедуры за что и как платятся деньги. Да и деньги там платятся совсем небольшие. Но операций много.

— То есть вы хотите сказать, что никаких фактов коррупции за время вашего управления РУСАДА в агентстве не было?

— Вообще ничего! Вот даже [Тина] Канделаки написала, что Ганус за счет организации обучился английскому. У меня действительно были индивидуальные занятия, но они не были связаны с изучением языка. Они были направлены на корректировку, на интенсивную работу с языком. Было две альтернативы — либо я буду ездить, как многие чиновники, со своим переводчиком, помощником, либо я буду ездить один. Второй вариант был намного дешевле. Но мне надо было освоить своеобразную лексику, связанную со спецификой нашего дела. Мне нужно было интенсивно вести переговоры, участвовать в международных мероприятиях, пресс-конференциях, делать доклады. И это все было направлено на повышение доверия к РУСАДА и российской антидопинговой системе.

Более того, я инициировал повышение квалификации наших сотрудников, когда агентство открылось. Раньше ведь агентство было закрыто, оно не вело активную международную деятельность. Сейчас руководители отделов взаимодействуют по направлениям своих компетенций с коллегами из международных спортивных федераций, других национальных антидопинговых агентств. У нас было создано три группы по повышению уровня английского языка. Задача была довести [уже имеющийся] уровень знаний до уровня достаточного для ведения коммуникаций. В том числе — для подготовки к аудиту WADA. Во время аудита сотрудники WADA разговаривали с каждым руководителем отдела, ведущими специалистами. Кроме того, занятия проводились для наших инспекторов допинг-контроля. Уровень квалификации инспекторов, которых мы набрали в 2017 году, стал сейчас такой, что мы их даже выдвигали для проведения тестирований на международных соревнованиях. Это не было самоуправством, это было записано у нас в бюджете, согласованном с наблюдательным советом. Я считал — и считаю — что агентство должно быть открыто, оно должно активно взаимодействовать с международной средой, потому что допинг — это международная проблема. И антидопинговая деятельность — это интеграция с международным спортивным антидопинговым движением. За два года у нас на это было потрачено около 900 тысяч рублей — на всех. Из этих денег 200 с чем-то тысяч — это были расходы на мою персональную корректировку языка. Я бы работал в одной из групп, но у меня очень сложный график, совещания, внеплановые переговоры, я езжу по стране. Я не вписывался ни в одно расписание.

— Вы не пожалели, что ввязались во все эти антидопинговые дела?

— Кто-то должен это делать. Россия — великая спортивная держава и то, что сейчас происходит, этот бесконечный кризис, его пора заканчивать. Многие пытаются проводить параллели с политикой, с санкциями. Не нужно этого делать. Я как-то общался с теперь уже бывшим президентом WADA Крейгом Риди, и я у него спросил: «Крейг, а что, если все-таки, вскрывая [антидопинговую] лабораторию, будет выявлено большое количество нарушений?» Он ответил: «Понимаешь, вопрос не в количестве нарушений и даже не в их качестве. Вопрос в том, что власти с этим будут делать». Им важно знать, что мы боремся, что мы предпринимаем меры и принимаем решения в соответствии с международными стандартами. Одна из наших главных задач — создать антидопинговую культуру, нулевую терпимость к допингу.

— И вы видите «луч света в темном царстве»? Сколько лет прошло с тех пор, как все началось — и что в действительности было сделано для того, чтобы ситуацию исправить?

— Это хороший вопрос. Могу сказать, что у нас молодая замечательная команда, прекрасные ребята. Мы все объединены, более того, вся эта ситуация нас еще больше сплотила. Я вижу целеустремленность, желание достигнуть целей. Видя нашу уверенность, нам верят. Круг, вокруг нас, расширяется.

— А кто верит, про кого вы говорите?

— Спортсмены, спортивные специалисты. И нынешнее противостояние с ОКР — это ужасно. По сути ведь идет такая рейдерская атака на РУСАДА. Это немыслимо с точки зрения внешнего восприятия. Это очень плохо. Олимпийский комитет всегда стоял чуть-чуть в стороне от всех этих дел, а сейчас он выступил просто ударным фронтом.

— Если это действительно «рейдерская атака», то, что начато, не будет доведено до победного конца?

— Я не буду отступать — это точно. WADA, и iNADO, Институт национальных антидопинговых агентств, держат в фокусе этот вопрос. Аудиторский отчет уже переведен — наши доводы также переведены. Мои коллеги-руководители антидопинговых агентств также со мной на связи. Все это вызывает определенное не только непонимание, но даже возмущение — не только на Западе, но и на Востоке. Я предпринял все шаги, не пью и не ем ничего, как говорится, из чужих рук. В этом отношении нет никаких внешних факторов, которые могли бы оказать влияние. И я, конечно, несу ответственность за ребят, я понимаю, что новые люди будут перезагружать агентство. Я честный человек, у меня замечательная честная команда, мы честно защищаем наш спорт. И самое главное, чтобы все понимали: мы бьемся в интересах нашего спорта, а значит мы бьемся в интересах нашей страны. РУСАДА сейчас — это агентство, которым страна может гордиться. Это последний мост восстановления доверия к спортивной юрисдикции России, все остальные мосты уже взорваны. Я надеюсь, что разум все-таки победит. Но я смотрю на фатальный сценарий с World Athletics, и прогноз у меня, к сожалению, пессимистичный.

— У вас дома не собран чемодан с необходимыми вещами, который вы в случае чего сможете взять и сразу выехать в Шереметьево или Домодедово?

— Я не буду никуда уезжать. У меня нет оснований, я — законник. Более того, когда меня начали мазать грязью, я получил такое количество слов поддержки со стороны своего внешнего круга, тех мест, где работал раньше. Люди знают, что к честным людям грязь не пристает. Они знают мою принципиальную позицию. Я считаю, что в нашей стране должны происходить изменения. Стагнация в спорте должна закончиться. Надо предоставить спорт спортсменам и спортивным деятелям, чтобы они жили нормальной жизнью.