Павел Грудинин тонет, но не сдается

Компания депутата Дмитрия Саблина начала новый раунд судебных разбирательств с гендиректором «Совхоза имени Ленина» Павлом Грудининым: она подала иск, в котором пытается заблокировать его переизбрание. Грудинин называет компанию Саблина «рейдерами», а его оппоненты настаивают, что пытаются остановить принятие «подпольных решений». Forbes поговорил с Грудининым о том, что происходит вокруг совхоза.

О «семье»

Надо понять, что «Совхоз» — это на самом деле большая семья. Вот у вас в семье есть же разные люди. Есть люди, на которых вы можете положиться, есть шалопаи. Но это не значит, что это не члены вашей семьи. И вы же не собираетесь за какую-то провинность отлучать [провинившихся. — Forbes] от себя, от семьи, запрещать с другими членами семьи общаться. Поэтому тут много факторов, особенно в деревнях, где компактное проживание, где все друг друга знают, где ты наказал, к примеру, сына, а мама обиделась, она считает, что это неправильно.

О сельском хозяйстве

Если слушать, например, экономиста, то вообще ничего не выгодно. Надо все закрыть и заниматься только одним: строить многоэтажные дома, продавать земельные участки, получать арендные платежи и больше ничего не делать. А мы увеличиваем производство. Почему? А потому, что агроном, если ничего не делать, потеряет работу. А мы все надеемся, что [заниматься сельским хозяйством] когда-то будет выгодно. Мы дождались, например, что в прошлом году производство капусты и моркови было очень выгодным, хотя три года назад это было невыгодно. Мы все время как на качелях.

Вот, например, земляника в этом году (речь про 2019 год. — Forbes) дала почти 330 млн [рублей выручки]. Выгодно? Да, выгодно. А в прошлом году она дала 200 млн дохода. Тогда это было невыгодно. Это же длинный процесс: может, когда-то это невыгодно, когда-то выгодно. Мы надеемся, что производство в России вообще будет выгодным. Почему все умирает в стране? Потому что все невыгодно производить. Нет покупательной способности населения, люди не могут заплатить нормальные деньги за качественную еду, и все бросают производство и уходят из деревень. А у нас [в «Совхозе»] выгодно, потому что мы за счет других источников поддерживаем то, что невыгодно в сельском хозяйстве.

О себе

Вот вокруг никаких совхозов и колхозов не осталось, а меня можно в чем угодно обвинять, но хозяйство мы сохранили. Мы увеличили производство в три раза на тех же полях, по сравнению, допустим, с теми же 1995-2000 годами. Мы добились благополучия, и каждый работник «Совхоза» получает новую квартиру, отличную зарплату, он ездит на иномарке, отдыхает в Турции. Т. е. это фактически средний класс.

Директор — это механизм понуждения к труду, тот, кто на себя берет ответственность. Когда все хорошо — это коллектив молодец, а если что плохо, так директор — дурак. В директоре есть ответственность, ты должен отвечать за принятые решения. Ты можешь обсуждать это с кем угодно, принимать совместные решения, но ответишь только ты за это решение. И соответственно, это накладывает отпечаток на работу. У нас вообще в России, вы должны знать, авторитарное руководство в принципе, потому что все хотят ни за что не отвечать и получать деньги.

О своем богатстве

Я очень богатый человек. Знаете, почему? Потому что у меня столько народа, столько подчинённых, все они довольны. Пройдите по «Совхозу», найдите хоть одного недовольного директором совхоза, попробуйте.

Я за 6 лет получил 156 млн рублей, если разделить на 6, это будет около 25 млн рублей в год. Это большой доход или маленький? Все познается в сравнении. Ксения Собчак показала доход 400 млн. Я, как меня называли, клубничный олигарх, а она получила в 2,5 раза больше. И она не олигарх.

У меня даже квартиры нет. Вот, он куплен в 2012 году, «Лексус», это служебный автомобиль, которым я пользуюсь. Ему уже 7 лет, и меня это, как говорит мой сын, не парит вообще.

Я люблю ездить за рулем. Когда я был завмастерскими, инженером, у меня были «Жигули», я на них подрабатывал, представляете, ездил по Москве и бомбил. Потому что это был неплохой заработок, и мне еще это и нравилось. Особенно когда это вечерняя Москва, когда тепло, ты едешь, окно открыто, музыка какая-то, люди. Я люблю общаться с людьми, мне это доставляет удовольствие.

О борьбе

Мы все время боремся за то, чтобы нам дали право жить хорошо. А есть какие-то силы, которое говорят: «Все плохо вокруг, мы сейчас и у вас сделаем все плохо». Мы чем занимаемся последние 15-20 лет? Мы отбиваемся от рейдеров и от государственных чиновников, которые хотят застроить сельхозугодья. Вот мы добились того, что наши земли признаны «особо ценными». По Земельному кодексу это земли, которые нельзя ни в коем случае переводить в другие категории. А губернатор считает, что надо переводить. И мы бьемся сейчас в судах с правительством Московской области. И видим, как рейдеров поддерживают власти, которым плевать, что мы производим сельхозпродукцию, им не интересно, что трактористы, агрономы, животноводы потеряют работу. Им интересно другое: надо быстро получить деньги. Ну да, ведь можно было все продать, получить много денег. Как многие мои коллеги сделали. В результате жить припеваючи. А почему мы это не сделали? Понимаете, мы в ступор вводим всех этих чиновников, бандитов, рейдеров, они не могут понять, как это так: сидят на земле и воспринимают ее не как товар, а как средство производства. А для нас это средство производства, и мы так воспитываем молодежь.

О политике и бизнесе

Когда ты просто бизнесмен, непубличный человек, с тобой легче разобраться рейдерам. Поэтому многие бизнесмены для того, чтобы защитить свой бизнес, шли в политику, становились депутатами. У меня была другая идея совершенно. Мы хотели что-то хорошее сделать, скажем так. Понятно было, что принятие бюджета, законов в области, а я был три созыва депутатом областной Думы, — это в том числе и поддержка сельского хозяйства.

Политика в определенный момент приносит плюсы. Но потом, когда ты начинаешь говорить правду — это минус. Для хозяйства это минус. Потому что не просто с тобой начинают бороться рейдеры, а под прикрытием чиновников, которые боятся, что ты их выведешь на чистую воду.

Любой бизнесмен у нас всегда виноват, по определению. Потому что такое количество законов написано, что ты не нарушить не можешь. И у меня был такой интересный эпизод. Я до того, как меня перестали пускать на центральные каналы, ходил к Соловьеву [на телешоу]. И этот Владимир Соловьев говорит, на полном серьезе: «Ну вы же тоже взятки даете?» То есть у человека мысль, что заниматься бизнесом в России и не давать взятки невозможно. Мы взяток не даем.

Forbes: Но офшор есть?

Грудинин: И офшора нет. Любая офшорная компания создается с двумя целями. Первая — это защита бизнеса. Потому что в России нет справедливых судов, всегда могут отобрать. А вторая — это вывод денег за рубеж. Но поскольку дивидендов мы никогда не выплачивали, вывод денег за рубеж не происходил. Тогда для чего был офшор? Только для того, чтобы на тебя не напали.

О стране

Я был один из десяти доверенных лиц президента в Московской области. Потому что я был такой активный депутат, боролся с коррупцией. И на меня сделали ставку. Я ездил как доверенное лицо, рассказывал, что вот сейчас придёт человек из Федеральной службы безопасности, который наведет порядок в стране. Тогда уже была огромная коррупция. И все мы, причем все без исключения, в надежде, что сейчас новая жизнь наступит, эпоха Ельцина закончится и все понесут заслуженное наказание, все на это рассчитывали.

Одно дело ожидания или обещания, другое дело реальные дела и конечный результат. Мне же тоже 25 лет назад мои коллеги поверили и проголосовали за меня. Меня же избирали в 1995 году [на пост гендиректора «Совхоза«]. И через 25 лет мне не стыдно посмотреть им в глаза. «Совхоз» процветает, пенсионеры накормлены и довольны, дети ухожены, ходят бесплатно в кружки, в детские сады и в школы.

Теперь что произошло со страной через 25 лет? Все довольны? Выехали из бараков? Вы что, не видите, что пожары не тушат, в наводнениях не помогают. Я тут прочел, что за 6 месяцев этого года олигархи стали богаче на $36 млрд. А население? Потеряло реальные доходы, люди уже не верят ни избирательной системе, ни судам, ни чиновникам, выходят на улицы. Жизнь становится тяжелее, мы с вами собираем на лечение тяжелобольных детей смсками. А зарплата чиновников увеличивается, несмотря на то, что работают они плохо. И поэтому это все не может не вызывать антагонизма у нормального человека.

О деньгах

Я не знаю, чего любят деньги. Я знаю, что я деньги не люблю. Но деньги — это средство, чтобы решить какую-то проблему, устроить жизнь людям, близким, кому-то еще. Еще раз, деньги счастья не приносят. Счастье приносит, на мой взгляд, то, что ты что-то задумал, а потом сделал. И видишь, что плодами твоего труда пользуются много твоих земляков. И тебе хорошо оттого, что им хорошо.

О счастье

Радует детский смех. Радует то, что люди приходят к тебе и улыбаются, говорят тебе спасибо. А больше ничего особенно и не нужно. А вот когда у тебя много денег, оно и не радует. Знаешь, что самое сложное? Когда ты что-то имеешь, надо все это сохранить, надо все это оберегать. Я был самым счастливым человеком, когда у меня ничего не было. Я был студентом, вообще ничего не было. Только будущее впереди. И я не чувствовал себя несчастным. Деньги счастья не приносят. Счастье приносит общение с людьми и то, что тебя говорят: «Спасибо большое».

О «Совхозе»

Для меня «Совхоз» — это как ребенок. Это что-то родное такое, это смысл жизни, как говорят, дело твоих рук. Был один директор, председатель колхоза, очень известный в нашей области, он был почетным гражданином Московской области, Василий Яковлевич Мамров. И он видел, как его колхоз у него на глазах разваливается. Пришли вот эти так называемые инвесторы, на самом деле рейдеры. Захватили предприятие, начали его постепенно уничтожать. Это у них заняло лет семь. Было цветущее предприятие, которое производило очень много продукции, были герои соцтруда, много традиций. И вот у него на глазах это хозяйство уничтожили. Я бы врагу не пожелал видеть, как то, что ты делал на протяжении всей жизни, а Василий Яковлевич работал более 50 лет у себя в хозяйстве, и вдруг он увидел, как это все разваливают, уничтожают. Коллектив выкинули на улицу, теплицы закрыли, фермы разграбили. Я бы не пожелал врагу все это увидеть.

Мы отбивались полтора года. Начали отбиваться еще до начала избирательной кампании [2018 года]. После этого усиление рейдеров произошло. Директор «Совхоза» мог баллотироваться куда угодно. Но это не значит, что после того, как закончилась избирательная кампания, его надо преследовать. В том числе и по политическим мотивам. Тут нет связи. Никакой вины я вообще не чувствую.

О патриотизме

Что такое патриотизм? Сохранение «Совхоза имени Ленина» и приумножение его богатств — это патриотизм, на мой взгляд. Попытка помочь слабым, которые попали в тяжелую жизненную ситуацию, — это патриотизм. Я всю жизнь воспринимал как борьбу добра со злом, и мы на стороне добра. Да, зло местами побеждает. Но пока у нас зло не победило.