Северокавказские боевики лезут в Казахстан с терактами

На этой неделе исполнилось 10 лет с начала первых крупных террористических актов в Казахстане — ближайшей и крупнейшей по протяженности общей границы с Россией стране. Всего в республике прошло две волны терактов, в которых погибло около 100 человек, включая самих террористов. И хотя значительная их часть совершалась по религиозным мотивам, ошибочные действия властей и спецслужб, которые привели к их началу, повторяют силовики не только в Казахстане, но и в России, и в других соседних странах. «Новая» рассказывает, к чему это приводит.

53-летний реставратор мебели россиянин Руслан Исаев, снимавший квартиру в самом центре Алматы, был очень неудобным соседом для жильцов элитного комплекса «Бухар Жырау Тауэрс». В общедомовой чат в WhatsApp он писал огромные сообщения о «шайтанах»; дети во дворе шарахались от него, потому что Исаев пытался запретить им находиться на игровой площадке; консьержки жаловались, что беспокойный жилец плюет им в лица. Участковый был в курсе, но особых мер не принял даже тогда, когда Исаев начал стрелять из ружья на лестничной площадке. Кульминация наступила в полдень 24 апреля: Исаев поругался с охранником жилого комплекса из-за стоящих в подъезде диванов, выстрелил ему в ногу, а потом забаррикадировался в квартире на 16-м этаже и восемь часов палил в сторону лестничной площадки в полицейских, сотрудников прокуратуры и собственных знакомых, которых в срочном порядке пригнали на переговоры.

То, что больше никто не пострадал, скорее везение и «заслуга» самого стрелка, чем показатель профессионализма казахстанских спецслужб. Полицейские безуспешно провели переговоры с Исаевым, который вдобавок к выстрелам вывесил на всеобщее обозрение из окна самодельный плакат с надписью «Власть Сотаны». Только к восьми часам вечера силовики начали думать о штурме квартиры. Но и он не понадобился: Исаев зачем-то вылез через окно — и спустя несколько мгновений медики у подъезда зафиксировали его смерть от многочисленных травм.

В казахстанских СМИ после завершения этих драматических событий начали предъявлять претензии силовикам, проводившим операцию по обезвреживанию Исаева, а также задавать им неудобные вопросы.

Откуда у гражданина России с явными проблемами с душевным здоровьем взялось оружие в Казахстане?

Почему на его поведение не отреагировал участковый?

Почему человек, состоявший на учете как «лицо, прибывшее из горячих точек» (имеется в виду Северный Кавказ) не находился под контролем Комитета национальной безопасности?

Последний вопрос вообще едва ли не самый важный: Исаев четыре года назад проходил в качестве обвиняемого по делу о похищении собственного отца, и в каком статусе он приехал по рабочей визе в Казахстан — не очень понятно до сих пор. За регистрацию Исаева на территории страны отвечает миграционная полиция, однако пограничные службы курирует КНБ. На месте перестрелки представители КНБ официально не появлялись, публичных заявлений позже не делали и вообще сделали вид, что ничего не произошло.

А еще казахстанские журналисты назвали Исаева «алматинским стрелком». Звучит симптоматично, ведь в истории города уже был один «алматинский стрелок», куда более кровавый: в 2016 году Руслан Кулекбаев убил почти 10 человек, просто передвигаясь по городу и стреляя во всех подряд. До появления Руслана Исаева история Кулекбаева была финальным аккордом череды кровопролитных терактов на территории всего Казахстана. С 2011 по 2016 год религиозный терроризм в республике стал проблемой номер один — но история с мебельщиком Исаевым показывает, что никаких уроков казахстанские власти и казахстанское общество для себя не вынесли. Отчасти из-за вала других внутренних проблем, но в основном потому, что сложно себе признаться в таком количестве диких ошибок, из-за которых и началась эпоха терроризма в стране.

Спецкоры «Новой» восстановили цепочку неверных решений силовиков и властей Казахстана, после которых страна заполыхала. Значительную часть подобных действий совершает сейчас и Россия.

О ЧЕМ ЭТОТ ТЕКСТ. КОРОТКО

Это очень длинный текст, из которого вы узнаете:

– как силовики долгое время не хотели признавать, что взрывы в Казахстане являются терактами;

– как режим сначала запустил на территорию страны представителей радикальных группировок, а потом, зажав оппозицию, выдавил под их влияние колеблющихся граждан;

– как боевики из Северного Кавказа распространили свое влияние на приграничные с Россией регионы Казахстана;

– как самоуверенность спецслужб в собственной непогрешимости привела к их неспособности противостоять одному подготовленному боевику;

– как провалилась идея перевести радикалов в «официальный ислам»;

– как превращение спецслужб в политический сыск и деградация политической системы сделали силовиков беззащитными даже перед обычными бандитами.

Рванули

Впервые слово «теракт» громко прозвучало в Казахстане 17 мая 2011 года. В этот день лауреат музыкального конкурса «Жас Канат» (аналог «Новой волны») 25-летний Рахимжан Макатов зашел на проходную департамента КНБ по Актюбинской области и попытался прорваться внутрь здания. Когда это у него не вышло, Макатов привел в действие взрывное устройство, погибнув при этом сам и ранив троих. Правда, слово «теракт» как прозвучало, так и исчезло: первой реакцией официальных властей Казахстана стала публичная замена «теракта» на «самоподрыв». Макатов, по версии следствия, таким образом «пытался избежать уголовной ответственности» за создание ОПГ.

Ровно через неделю рядом со следственным изолятором ДКНБ г. Астана (сейчас столица Казахстана переименована в Нур-Султан) взорвалась красная «Ауди-100» с двумя людьми внутри. По некоторым данным, накануне в этот изолятор привезли подозреваемых в причастности к взрыву в Актобе неделей ранее. В официальной версии эта информация отсутствовала: по словам представителей МВД, «причиной гибели неустановленных лиц явился самопроизвольный взрыв безоболочного взрывчатого вещества без поражающей начинки», имелся в виду газ: многие автомобили в Казахстане переоборудуют под газовое топливо, потому что это дешевле. Но взрыв был такой силы, что, по словам местных жителей, части тел погибших разбросало в разные стороны, «с крыши доставали последние кусочки, тротуар с другой стороны дома весь был усыпан [мелкими кусочками человеческих тел]»; некоторые фрагменты якобы даже залетели в окно второго этажа в комнату, где находился маленький ребенок.

На месте происшествия были найдены документы двух мужчин с явно «невосточными» именами — Дмитрий Кельплер и Иван Черемухин. Это стало одним из оснований для утверждения о том, что речь не идет о теракте. Потом оказалось, что Черемухина в машине не было (он отказался разговаривать с «Новой»), зато былрусский мусульманин Сергей Подкосов. Подкосов перевозил взрывчатку, которая сдетонировала раньше времени, а Дмитрий Кельплер, возможно, оказался случайной жертвой: он таксовал и не знал, какой груз везет его пассажир. Но это установили позже, а в тот момент возобладала логика «нет погибших среди силовиков — нет и теракта».

Дальше терроризм в Казахстане как явление отрицать стало совсем сложно.

В конце июня — начале июля 2011 года в республике произошла первая широкомасштабная контртеррористическая операция. 28 июня в Темирском районе Актюбинской области полицейские задержали жителя поселка Шубарши Талгата Шаканова, в его машине нашли несколько ружей, «Сайгу» и экстремистскую литературу. Шаканова отправили в ИВС, а через два дня его сообщники расстреляли полицейскую машину (погибли два сержанта). Выяснилось, что в поселке Шубарши действует небольшая мусульманская община радикально настроенных людей (боевиками их назовут несколько позже): их нападение на полицейских было ответом на задержание Шаканова и, вероятно, на смерть своего лидера Азамата Каримбаева, погибшего в тюрьме незадолго до этого.

На поиски стрелявших подняли весь состав местных силовиков, но в перестрелке полицейских с преступниками бандиты одержали верх, убив в ходе боя одного из спецназовцев.

Тогда в Шубарши пришлось подтягивать внутренние войска, бронетехнику и вертолеты. Спецоперация закончилась 8 июля боем в соседнем поселке Кенкияк: погиб еще один спецназовец, с другой стороны было убито девять человек.

Но даже эту спецоперацию с участием армии силовые структуры официально называли борьбой с «криминалитетом». Сломались генералы только осенью 2011 года, когда в городе Атырау на западе страны с разницей в несколько минут взорвались две бомбы: одна — у областной прокуратуры, другая — у областного акимата. Одна из бомб убила Бауыржана Султангалиева — террориста, который ее устанавливал: детонатор сработал раньше времени. Силовики оперативно задержали сообщников Султангалиева, и те признались, что создали свое террористическое сообщество еще в 2009 году под влиянием проповедей полевого командира с Северного Кавказа Саида Бурятского.

Больше молчать о том, что в Казахстане вовсю орудуют террористы, было не под силу даже спецслужбам. Но почему они все это время так боялись называть вещи своими именами?

Запустили

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно перенестись в Казахстан 90-х годов. Молодое независимое государство, денег нет, перспективы неясны. В таких условиях часть молодых людей решила не ждать у Каспийского моря погоды, а поехать получать новые знания за пределами республики. Проблема возникла с теми, кто, в отличие от своих сверстников, поехал не на Запад, а на Восток.

— Наше государство никак не контролировало, кто, куда и зачем едет. А многие уехали учиться в религиозных заведениях в такие страны, как Саудовская Аравия, Пакистан и Египет. Некоторые из них уже тогда были центрами дислокации крупных экстремистских и террористических организаций. Мы с коллегами задумались о том, что будет, когда все эти «ученики» вернутся домой, — рассказывает Досым Сатпаев, директор Группы оценки рисков и один из первых экспертов в Казахстане, кто заговорил в те времена о риске религиозного терроризма в республике.

Пока неокрепшие умы молодых казахстанцев уходили на экспорт в исламские страны, происходил обратный процесс: в республику «импортировались» крупные религиозные объединения вроде «Хизб ут-Тахрир» (организация признана террористической и запрещена в России) и «Таблиги Джамаат» (организация признана террористической и запрещена в России). Формально они регистрировались как просветительские центры, целью которых безобидно называлось увеличение роли ислама в жизни общества. Поскольку такие же центры создавались и в соседних республиках (а в некоторых из них «Таблиги Джамаат» и вовсе какое-то время открыто сотрудничала с местными властями), спецслужбы Казахстана смотрели на происходящее сквозь пальцы, а предупреждающие о потенциальной опасности этих организаций работы экспертов вызывали у них «раздражение».

Смена отношения к неконтролируемым религиозным деятелям произошла в 1999 году после Баткенских событий, когда боевики Исламского движения Узбекистана (организация признана террористической и запрещена в России), подпитываемые «Аль-Каидой» (организация признана террористической и запрещена в России), пытались прорваться через Ферганскую долину на территорию Узбекистана через Кыргызстан. Для нейтрализации боевиков Кыргызстану пришлось привлекать армии нескольких стран, включая российскую. Казахстана это напрямую не коснулось, но власти республики поняли, что страна легко может стать следующей мишенью радикальных исламистов.

На стыке веков в религиозной жизни республики начался новый этап, который Досым Сатпаев называет «казахстанское содержание». Учившиеся за границей в духовных заведениях молодые люди начали возвращаться в Казахстан и объединяться по интересам с уже имеющимися «просветительскими центрами». После чего «просветительство» приобретало другие масштабы, ложась на благодатную почву.

— Когда в Казахстан начали возвращаться ученики, ситуация стала постепенно накаляться. В это время происходил социально-экономический транзит: люди нищали, происходило постепенное умирание городов, были большие проблемы в селах, не хватало денег на выплаты зарплат. И тут заявили о себе религиозные структуры, которые постулировали два принципа: ислам, который есть в Казахстане, — неправильный, должен быть чистый и по законам шариата, то есть более честная и справедливая жизнь, чем то, что предлагает действующая власть; а все, кто не согласен с этим, действуют вопреки Аллаху. Это проповедование легло на очень удобную социальную почву, — объясняет директор Казахстанского международного бюро по правам человека Евгений Жовтис, который уже начиная с нулевых активно защищает людей, преследуемых государством по религиозным мотивам.

Иными словами, разочаровавшимся казахстанцам из социальных низов была предложена понятная и простая альтернатива. Поскольку до тучных времен высоких цен на углеводороды было еще далеко, в идеологическом плане власти Казахстана в глазах бедных слоев населения выглядели слабее религиозных эмиссаров.

Ключевая ошибка властей в этот момент заключалась в том, что они даже не попробовали вступить в идеологическую борьбу с религиозными проповедниками, а сразу достали кнут.

Очень кстати для казахстанских силовиков случилась атака террористов 11 сентября 2001 года на башни-близнецы в Нью-Йорке — и под предлогом борьбы с терроризмом они начали закручивать гайки. Сначала задержания за религиозный экстремизм были точечными и в основном концентрировались в южной части республики (особенно в Шымкенте, который граничит с Узбекистаном), но потом опыт репрессивного давления на религиозных активистов был признан успешным и перенесен на всю страну.

На этом этапе количество ошибочных действий власти возросло многократно. Объединенное руководство Национального антитеррористического центра, созданного в 2003 году, дало команду задерживать и отправлять в тюрьмы всех, у кого находилась религиозная литература, не входящая в перечень официально дозволенной в стране. Начали сажать тех, кто хоть как-то оправдывал «Хизб ут-Тахрир» — и это притом, что ее деятельность в то время запрещена в Казахстане не была. Жителя Кентау Вадима Берестова в январе 2005 года осудили на один год тюрьмы за статью в шымкентской газете «Рабат», в которой он отрицал причастность «Хизб ут-Тахрир» к взрывам в соседнем Узбекистане. Через два дня после оглашения приговора Берестову у центральной мечети Алматы около 40 человек вышли на акцию протеста. Количество арестованных и осужденных за изготовление и хранение литературы и листовок стало измеряться десятками, а сроки заключения начали расти.

— Но это же казахское общество, в котором у человека всегда много родни, а она видит явную несправедливость по отношению к своему близкому. Все эти семейные «ячейки» начали радикализироваться по отношению к действующей власти и силовым структурам, — говорит Евгений Жовтис.

Таким образом, силовики своими руками закладывали мины замедленного действия по стране. Сажая без разбора всех подряд, спецслужбы, сами того не желая, создали в колониях по всей стране ячейки по подготовке религиозных радикалов. Евгений Жовтис, попавший в тюрьму после смертельного наезда на пешехода, вспоминает, как сталкивался в колонии с проповедниками, некоторые из которых сели в тюрьму уже намеренно, чтобы вербовать сторонников: «Я со своими объяснениями проиграл им в одну калитку: они гораздо убедительнее для тех, кто сидит».

Почему силовики этого не замечали или считали, что все у них под контролем? Причины две — самоуверенность и некомпетентность.

В середине нулевых гайки в республике начали закручиваться не только в религиозной сфере, но и в сфере НКО и оппозиции (спецслужбы не чурались даже громких убийств: самое известное — убийство главного оппозиционера страны Алтынбека Сарсенбаева зимой 2006 года). Однако на поверку это дало прямо противоположный эффект: как отмечает Евгений Жовтис, власти сами выдавили людей в сферу религиозного радикализма, где их взяли в оборот подготовленные проповедники. Некомпетентность же заключалась в стремлении причесать всех религиозных деятелей под одну гребенку.

— Если вы боретесь с врагом, вы должны понимать его логику. Когда вы сводите все действия религиозных групп исключительно к криминалу, вы сами ограничиваете методы и способы работы силовиков. В Казахстане долгое время никто не готовил спецслужбы к идеологической борьбе против религиозных экстремистов. Показательная деталь: долгое время не было даже специалистов по работе с религиозными текстами на арабском языке. Работали с переводной литературой, а ведь при этом теряется множество мелких нюансов. Да и аналитическая работа была поставлена плохо, — перечисляет директор Группы оценки рисков Досым Сатпаев.

Уверенность в том, что у них все религиозные радикалы под контролем, привела к тому, что силовики допустили в 2011 году теракты в Актобе, Атырау и Таразе. Причем первый удар они пропустили совершенно с другой стороны, не с Востока: эту опасность спецслужбы явно недооценили.

Проморгали

В апреле 2008 года журналист провластной казахстанской газеты «Литер» Аскар Джалдинов написал статью под названием «Они идут на Север» — про то, что республика рискует стать коридором для боевиков, двигающихся из Центральной Азии и Афганистана в сторону России, в частности в Уральский регион. В своем материале Джалдинов ссылался на заявления тогдашнего главы ФСБ Николая Патрушева и осторожно хвалил собственные органы госбезопасности за попытку «натренировать свои мышцы». «Частенько проводятся совместные антитеррористические учения, где разрабатываются планы реагирования на различные теракты. За последние два года проводились три международных учения в рамках СНГ и ШОС, 19 учений республиканского уровня и 96 учений в регионах. (…) В судебном порядке на территории республики запрещена деятельность 14 зарубежных террористических и одной экстремистской организации. Издано более 30 нормативных правовых актов государственного и межведомственного характера, регламентирующих единый подход к организации антитеррористической работы», — писал Джалдинов.

Несмотря на слог статьи, на следующий день, вспоминает журналист, к нему «пришла контрразведка».

— Они целый месяц мучили меня вопросами, откуда я взял эту информацию. Но ведь были публичные отчеты ФСБ о канале трафика террористов из Азии в Россию и Европу. Очень показательный момент: я просто открыл все свои источники на мониторе — список публично доступных сайтов, — мол, читайте, ребята. Должна же быть у вас своя аналитическая служба! — говорит «Новой» Джалдинов.

Спецслужбы в итоге от журналиста отстали, но чего в материале точно не было (и на что, может, стоило обратить внимание силовикам) — так это упоминания о том, что канал работает и в обратную сторону. Боевики с Северного Кавказа — в первую очередь из Чечни — поехали в Центральную Азию искать новых рекрутов. Казахстан с удовольствием откликнулся на этот призыв.

Основную скрипку в этом «оргнаборе» играл убитый в 2010 году полевой командир Александр Тихомиров, больше известный как Саид Бурятский. Он открыто призывал к джихаду, приводя в качестве примера воина, которому «открылись глаза», самого себя — с этим аргументом Бурятский поехалпо приграничным районам Казахстана.

— Его проповеди были похожи на гастроли Киркорова: в мечетях людей набивалось под завязку — от стариков до детей из старшей группы детского садика. Он взращивал в людях это чувство [религиозного экстремизма], и это в итоге все и взорвало,— говорит Аскар Джалдинов.

Свою миссию Бурятский мог считать успешной: в 2008–2009 годах из Атырауской и Актюбинской областей на Кавказ десятками ехали молодые люди, чтобы принять участие в «священной войне». В июле 2009 года в Махачкале была уничтожена группа боевиков, пятеро из которых оказались гражданами Казахстана. Какое-то время вдохновленным проповедями Бурятского молодым казахам ставили заслон на границе, а потом, когда их количество стало зашкаливать, сторонников кавказского боевика в республике начали сажать на длительные сроки — в среднем на 6–8 лет лишения свободы. При этом спецслужбы никогда не давали ответа возмущенным родственникам осужденных, как вообще Саид Бурятский смог спокойно разъезжать по всему Казахстану?

Саид Бурятский

Ответов здесь, похоже, два. Во-первых, свободное перемещение Бурятского по западу Казахстана может быть связано с фигурой Аслана Мусина — бывшего главы администрации президента Назарбаева, который долгое время курировал Актюбинскую и Атыраускую области (он сам родом из этих мест). Перед Мусиным была поставлена задача не допустить разгула «регионального сепаратизма», однако, как и во всей стране, зажим политических свобод привел к выдавливанию колеблющихся несогласных в религию. Кроме того, сын Аслана Мусина Асылбек сам являлся глубоко религиозным человеком (его называют основателем секты коранитов в Казахстане) и даже выступал с лекциями на темы религии перед сотрудниками КНБ. Асылбек Мусин погиб в Риге в декабре 2017 года, но именно при кураторстве региона его отцом религиозный экстремизм достиг своего пика.

Вторая причина, почему Саид Бурятский и его «учение» легко зашли на территорию Казахстана, гораздо проще: силовики, очевидно, считали, что их репрессивного контроля над сторонниками радикальных религиозных течений будет достаточно. Эта самоуверенность дорого стоила спецслужбам, ведь первые теракты, случившиеся в Актобе, как раз и были направлены против силовиков.

Рахимжан Макатов, взорвавший себя на проходной актюбинского КНБ, был одаренным домбристом, отцом трех дочерей, но отказался от светской жизни, связавшись со знакомыми своей супруги, которые переманили его на сторону «джихада». Группировка «Помощники религии» («Ансар Удин»), в которой состоял Макатов, должна была ехать в Дагестан устраивать теракты против российских силовиков, но задержалась из-за того, что их проводника на Кавказе убили в результате спецоперации. В это время казахстанские силовики накрыли всю группировку — а Рахимжана Макатова отпустили. Возможно, из-за его неприметного и скромного вида, хотя, как потом выяснится, в «Ансар Удин» Макатов являлся правой рукой ее лидера — самоназванного «эмира» Есета Махуова. Возможно, из-за того, что на первых допросах после задержания Макатов проявил готовность к сотрудничеству — а потом пришел мстить за своих (по версии силовиков, Макатов взорвал сам себя, потому что посчитал свои действия «предательством» по отношению к «братьям»).

Война с религиозным терроризмом на западе Казахстана велась все лето 2011 года. Стали ли силовики в других регионах еще более осторожными по отношению к тем радикалам, о которых они знали? Как бы не так.

Провалились

Субботним утром 12 ноября 2011 года в городе Тараз на юге Казахстана житель города Максат Кариев в форме сотрудника телефонной компании вышел из дома и сел в машину знакомого таксиста, где его уже ждали двое друзей. Вместе они доехали до гаражного кооператива «Химик», где загрузили в машину нужные для будущей работы инструменты. Затем Кариев с товарищами связал таксиста — тот, правда, не сопротивлялся, — сел в машину и поехал в охотничий магазин «Маке и К» в центре города, в 200 метрах от отдела полиции. В магазин Кариев вместе с взятыми из машины инструментами зашел ровно в 11 утра.

В течение следующих 112 минут Максат Кариев захватил оружие в магазине, убив двух посетителей, проехал почти через весь город, выстрелил в здание местного КНБ из гранатомета, расстрелял несколько полицейских патрулей, несколько случайных водителей, а потом вступил в пистолетную дуэль с капитаном полиции Газизом Байтасовым около здания областной администрации и привел в действие гранату РГД.

Байтасов накрыл его своим телом и не позволил погибнуть случайным прохожим ценой своей жизни. Всего Кариев убил восьмерых (включая самого себя) и ранил четверых.

Похождения «таразского стрелка», как его сразу прозвали журналисты, стали кульминацией провального для спецслужб 2011 года. Кариев, отслуживший в армии, считался лучшим стрелком в части, а после демобилизации очень быстро попал под влияние эмиссаров стремительно набирающей влияние религиозной силы — салафизма (самая прямая международная организация, связанная с казахстанским салафизмом, — это «Аль-Каида»). Вместе с сообщниками Кариев придумал большой план по нападению на госорганы и силовые структуры Тараза, смог раздобыть огромное количество оружия (те самые «инструменты» из гаража) и замаскироваться так, чтобы его долгое время не смогли вычислить на улице.

При этом КНБ знал о его передвижениях: за домом Кариева постоянно следили два сотрудника госбезопасности, потому что бывший военный давно состоял на учете у спецслужб как «склонный к джихадизму». «Таразскому стрелку» достаточно было просто переодеться, чтобы они его упустили, а во время своего нападения на город Кариев специально заехал в свой двор и расстрелял чекистов в упор, они даже не успели ничего понять. Более того, если бы не героический подвиг капитана Байтасова, неизвестно, сколько бы еще Кариев ходил по городу: его передвижения силовики отслеживали по камерам наблюдения, но в стычках с полицией «таразский стрелок» неизбежно выходил победителем. Он расстрелял три патруля, в том числе конный, который вышел против человека с автоматом вооруженным только дубинками. Безусловно, Кариев был самым подготовленным боевиком из всех, кто встречался спецслужбам Казахстана в 2011 году, но он шел по городу один — а действия полицейских были похожи на сумбур.

— У силовиков, как у пожарных, существуют свои условные нормативы по тренировкам в ситуациях повышенной боевой готовности. Раньше было так: оперативная группа должна обязательно отрабатывать тактические действия по два-три часа в день. Сейчас все эти тренировки ведутся для проформы: у полицейских много других дел, а потом, силовиков часто дергают на пресечение всяких митингов, а это отнимает время на подготовку и совершенно сбивает профессионализм полицейских, — объясняет полковник КНБ в отставке, бывший сотрудник подразделения «Альфа» Арат Нарманбетов.

Проблема еще и в том, что сотрудники КНБ и спецназа еще как-то представляют себе методы борьбы с подготовленными боевиками — а полицейские действовали не по инструкциям, а по наитию. Но и к подготовке спецназа тоже масса претензий: опрошенные «Новой» эксперты указывают, что основные антитеррористические учения силовиков раньше чаще всего проходили не в условиях города, а на полигонах, поэтому, когда что-то случалось, и полицейские, и спецназовцы порой терялись.

Апогея эта ситуация достигнет в 2016 году при задержании «алматинского стрелка» Руслана Кулекбаева (см. ниже), а война с терроризмом в 2011 году закончилась декабрьской спецоперацией в пригороде Алматы. В начале ноября боевики застрелили двух патрульных, которые случайно увидели террористов. Поиск преступников занял почти месяц, спецоперация в поселке Боралдай 5 декабря длилась почти три часа. Спецслужбы убили всех пятерых террористов, однако те смогли застрелить двух сотрудников спецподразделения «Арыстан».

Отвлеклись

Когда в Казахстане говорят о терроризме, то вспоминают 2011 и 2016 годы, но вообще-то 2012-й был не менее кровавым. Вот список ключевых происшествий, связанных с религиозными радикалами:

21 июня в Актобе трое экстремистов напали на водителя такси и убили сотрудника дорожной полиции, через два дня двое из преступников были убиты в перестрелке с полицейскими, при этом два сотрудника правоохранительных органов были ранены;

ночью 11 июля в Алматинской области взорвался частный дом, в пожаре погибло девять человек, в том числе пять детей — силовики заявили, что в доме собирались взрывные устройства, одно из которых сдетонировало;

13–14 августа на территории Иле-Алатауского национального парка были убиты 12 человек — местные егери случайно наткнулись на убежище экстремистов, и те в ответ зарезали лесников и их гостей;

17 августа в поселке Баганашыл Алматинской области большая часть группировки, убившей егерей тремя днями ранее, была уничтожена в ходе спецоперации с применением гранатометов: было убито 12 боевиков, потерь среди силовиков не зафиксировано;

8–20 сентября — взрывы в Атырау и нападение на здание городского отдела полиции: несколько сотрудников были ранены, через несколько дней четверо нападавших были убиты в ходе боя.

Тем не менее в общественном сознании религиозный экстремизм и терроризм отошел на второй план в связи с другими кровавыми событиями. 16 декабря 2011 года полиция по личному приказу Назарбаева открыла огонь по бастующим нефтяникам в городе Жанаозен (официально погибших — 17, неофициально — больше сотни) — и с этого в стране началась стремительная зачистка всех оппозиционных движений (асимметричный ответ на происшествия — вообще любимая забава стареющих автократов). Летом 2012 года произошел расстрел 15 солдат на пограничной заставе «Арканкерген». По официальной версии, сослуживцев расстрелял рядовой Владислав Челах, не выдержавший издевательств; по неофициальной — к расстрелу военных могла быть причастна та же самая группировка, которая устроила резню в Иле-Алатауском национальном парке. 

В конце 2012 — начале 2013 года в Казахстане упали два самолета: в одном из них погибло все руководство погранслужбы КНБ.

Прежде всего официальное руководство страны попыталось усилить роль Духовного управления мусульман Казахстана — госструктуры, призванной отвечать за взаимодействие с верующими гражданами страны. ДУМК существовало еще в 90-х, являясь фактическим правопреемником советской структуры, плотно связанной со спецслужбами. Быстро стало понятно, что в качестве парламентера «госмусульмане» не годятся.

— Помимо того что было недоверие к структуре из-за ее прошлого, проблема ДУМК в его «официальности». Это бюрократическая структура, которая еще и представляет легитимизированную в глазах режима ветвь ислама — суннитскую ветвь, а многие из радикалов представляют шиитов, так что они просто не воспринимали ДУМК ни в каком виде, — говорит правозащитник Евгений Жовтис.

Реальных полномочий Духовному управлению, по сути, никто не дал. По мнению Евгения Жовтиса, в религиозном вопросе руководство страны прибегло к чисто «советскому подходу возложения ответственности»: есть ДУМК и отделы по делам религии в регионах — им отдали на откуп работу с «обычными» мусульманами, а все радикалы остались в ведении КНБ, диалог с которым неизменно начинался с фразы «нужно больше сажать». При этом даже госструктура по управлению мусульманами могла бы сделать что-то полезное: например, научить сельских имамов противостоять экстремистам в поселках и аулах, где идеи радикальных религиозных течений были наиболее сильны из-за бедности местного населения. Но денег на это нет: формально ДУМК не может платить зарплаты, и

в 2017 году, к примеру, заработок сельского имама составлял около 6 тысяч рублей — в шоке был даже тогдашний министр по делам религий Нурлан Ермекбаев. Убедить ехать за такие деньги в село подготовленных специалистов невозможно,

а те имамы, которые уже есть, как правило, получают лишь среднее образование и в дела радикалов не лезут.

— Им нет никакого смысла рисковать своим здоровьем и здоровьем своей семьи, а переубедить людей у сельских имамов нет почти никакого шанса, потому что ораторы радикальных группировок куда более подготовлены, — констатирует директор Группы оценки рисков Досым Сатпаев.

Параллельно с налаживанием формального диалога властей Казахстана с мусульманами спецслужбы начали решать вопрос с распространением радикализма в тюрьмах. Главной задачей было отселить проповедников от обычных заключенных. Идею построить отдельную колонию исключительно для «религиозных» в итоге отвергли, поскольку поняли, что это фактически возведение защитной крепости радикалов собственными руками, но альтернативная задумка оказалась не лучше.

— В поправках к Уголовно-исполнительному кодексу в 2014 году появилось нечто среднее между колонией строгого и колонией общего режима. По сути, всех заключенных по «религиозным» статьям стали переводить в отдельные блоки при СИЗО, где им сильно ужесточили условия, даже если у них были небольшие сроки. Количество свиданий, например, сокращалось с двенадцати краткосрочных и шести долгосрочных до двух краткосрочных в год, долгосрочные были отменены. Были ограничены звонки на волю. А самое главное — людей с такими статьями запретили выпускать по УДО. В итоге это привело к еще большему озлоблению и ожесточению их семей, — разводит руками Евгений Жовтис.

С появлением в мире ИГИЛ (оно же «Исламское государство» — организация признана террористической и запрещена в России) у спецслужб Казахстана добавилось головной боли, ведь граждане страны стали уезжать в Ирак и Сирию сотнями. В конце 2013 года СМИ подробно рассказывали о 150 людях, которые выехали из страны в Сирию одновременно, называя себя «семьей», а в 2014–2015 годах миграция в зону боевиков «Исламского государства» из Казахстана стала массовой. Впрочем, отъезду желающих воевать КНБ в этот момент препятствовал не сильно: действовала логика «всех выпускать — никого не впускать». К тому же к этому моменту силовиков в Казахстане окончательно переориентировали в сторону политического сыска.

Расслабились

Весной 2016 года в Казахстане начались массовые митинги против передачи земли иностранцам в частную собственность, и власть почувствовала в этом серьезную угрозу своей легитимности, хотя даже в Алматы на митинг 21 мая вышло около 3 тысяч человек — немного для двухмиллионного города. Впервые за долгое время президент страны вынужден был пойти на попятную: принятие поправок в Земельный кодекс было отложено. В качестве ответного удара власти начали арестовывать гражданских активистов — и в этот момент спецслужбам стало не до религиозного радикализма, который совсем ушел из новостной повестки. Вместо этого госканалы надрывались, изобличая некую руку Запада, вкладывающую в карманы протестующим по 150 долларов (канонической стала фраза «Распространите среди жильцов вашего ЖЭКа!» из уст ведущего Первого канала «Евразия»), а спецслужбы накануне митинга 21 мая внезапно стали находить схроны с арматурой и зажигательной смесью прямо в центре Алматы. Предполагалось, что они будут использоваться для организации «Майдана» в Казахстане.

— Силовики подготовились к протестам оппозиционеров и перестали готовиться к нападениям радикалов, которые обычно подготовлены гораздо лучше. Безопасность государства стала восприниматься как безопасность одной конкретной личности и безопасность элиты, — формулирует Досым Сатпаев.

Судя по всему, именно поэтому нападение на целый город днем 5 июня 2016 года стало для казахстанских силовиков абсолютной неожиданностью. Хотя обвинять в этом только спецслужбы, пожалуй, будет излишне, считает журналист Аскар Джалдинов: «Мы все расслабились, посчитали, что терроризм побежден».

Утром 5 июня в квартире дома номер 104 по улице Есет Батыра в Актобе было шумно и весело: отмечали акику — праздник жертвоприношения в честь рождения ребенка. За столом собралось 45 мужчин, у которых, правда, почти сразу отобрали мобильные телефоны. После этого один из хозяев застолья — русский мусульманин Дмитрий Танатаров, — включил присутствующим проповедь Абу Мухаммада аль-Аднани, одного из лидеров запрещенного ИГ, который известен россиянам как организатор теракта на борту самолета «Когалымавиа» в небе над Синаем в октябре 2015 года (тогда погибло 224 человека). В своем спиче аль-Аднани призвал всех джихадистов, кто не может выехать в Сирию, совершать убийства неверных в своих городах. После того как изображение на экране погасло, убеждать собравшихся за столом в необходимости локального джихада продолжил сам Танатаров.

Все гости были подготовлены заранее, для этого застолья их собирали несколько недель — но даже тогда 20 человек дрогнули и просто ушли. Оставшиеся 25 человек разделились на две группы и отправились захватывать город. Следствие позже установит, что у террористов, большей части которых не было и 30 лет, был четкий план по освобождению заключенных, отбывающих в колониях Актобе сроки за религиозные преступления. План удался лишь частично, но и эти события вошли в историю города как самый кровавый теракт.

Сначала преступники напали на оружейный магазин в соседнем доме — был убит продавец, один из сотрудников вневедомственной охраны, прибывших на тревожный вызов, и 69-летний пенсионер, который приехал домой и выходил из своего старенького «Москвича», припаркованного перед магазином. Дальше часть террористов поехала брать второй оружейный магазин, а оставшиеся, захватив рейсовый автобус, напали на воинскую часть, располагающуюся в 2,5 км по этой же улице. Они протаранили ворота (водитель успел сбежать в самый последний момент) и с захваченными в магазине обрезами попытались прорваться к оружейным комнатам, чтобы забрать автоматы. Благодаря усилиям офицера, который успел заблокировать доступ в помещения и предупредить караул, планы террористов пошли прахом. Трое военных смогли отразить нападение 17 человек с оружием (еще трое военных было убито), и те вынуждены были бежать. К вечеру на свободе осталось семеро боевиков: часть сумели задержать, часть — в первую очередь тех, кто поехал захватывать второй оружейный магазин (в ходе нападения был убит один посетитель и ранен другой), — застрелили при задержании.

В регионе объявили «красный уровень террористической опасности» — впервые в истории Казахстана. На практике это означало, что в городе на некоторое время полностью отключили интернет и частично мобильную связь, силовики получили полномочия проводить досмотр любого человека и беспрепятственно проникать в любые помещения. В итоге окончательный разгром террористической группировки произошел 10 июня (еще пятеро убитых, остальные задержаны). Два десятка полицейских были награждены орденами и медалями, двое военных, которые сбежали из воинской части при нападении террористов, были осуждены на 3,5 и 4,5 года лишения свободы. Оставшиеся в живых боевики и те, кто ушел с застолья, получили разные сроки лишения свободы — вплоть до пожизненного заключения (некоторым в 2017 году по амнистии срезаличетверть неотбытого наказания). Кадровых решений последовало немного: через месяц после нападения на Актобе в городе тихо сменилиглаву КНБ региона и местного акима, были заменены также несколько мелких чиновников в сфере религии.

— Никого снять, по сути, и не могли. Было понимание, что региональные руководители, в общем, ни при чем: за борьбу с радикалами отвечает КНБ, и из-за их ошибок ругаться с местной элитой ни к чему. К тому же все решения комитета принимаются напрямую в главном управлении, региональные руководители КНБ вообще не подчиняются гражданским властям, — объясняет Евгений Жовтис.

Выводы, которые для себя сделал казахстанский режим по итогам нападения на Актобе, были все тем же танцем на граблях. Новый виток борьбы с радикализмом гражданские власти полностью возложили на КНБ, и в конце года Нурсултан Назарбаев подписал пакет антитеррористических поправок, которые аналитики сравнили с «пакетом Яровой» в России. Наказания за многие виды преступлений и правонарушений, даже напрямую не связанных с терроризмом и экстремизмом, были увеличены, усилилось давление на СМИ и на интернет. На то, что подавляющее большинство террористов были молодыми людьми, живущими в условиях крайней бедности и предоставленными самим себе, внимание во власти вообще никто не обратил. Лишь в 2017 году президент

Назарбаев призвал тщательнее смотреть на тех, кто потенциально может стать террористом: в частности, он предложил запретить определенную форму бороды, черную одежду и подрезанные брюки (эти признаки могут свидетельствовать о приверженности салафизму).

После этого силовики несколько раз провели рейды по выявлению подобных персонажей — в основном в салонах мобильной связи, где, как правило, работали сторонники нетрадиционных религиозных течений. Спустя четыре года перестали трогать даже их.

Закрылись

Спустя пять лет после первых терактов казахстанские силовики вновь оказались толком не готовы к нападению сколь-либо подготовленных радикалов. Оказалось также, что нападение в выходной только усугубляет ситуацию: «таразский стрелок» Максат Кариев держал в страхе город в субботу, актюбинские террористы в 2016 году — в воскресенье. Разница была в том, что Кариев долго готовился к терактам, а актюбинские радикалы действовали во многом по ситуации — но и тогда силовики далеко не сразу смогли что-то им противопоставить. Как показали дальнейшие события, все еще хуже: любой вооруженный стрелок может повергнуть в хаос целый город и убить множество людей в форме даже без предварительной подготовки.

Наиболее очевидно это стало через месяц после событий в Актобе, 18 июля 2016 года, на примере событий вокруг Руслана Кулекбаева, террориста из Алматы. Кулекбаев, хотя позже и заявлял, что вдохновился актюбинскими радикалами, на самом деле имеет очень отдаленное отношение к религии.

— Его можно сравнить с ребятами, которые через два года убьют фигуриста Дениса Тена при попытке снять автозеркала с его машины. Это провинциальные пацаны, приехавшие в большой город в попытках найти легкие деньги, но не устроившиеся в этой жизни и поэтому пошедшие по криминальному пути. Кулекбаев дополнительно немного тронулся умом на фоне психологического стресса от тюремного заключения (он получил три года тюрьмы за незаконное хранение оружия) и проблем с женщинами — в основном зарабатывающими проституцией. В какой-то момент он и вправду решил, что все его проблемы связаны с ними, поэтому начал их терроризировать, — рассказывает журналист Аскар Джалдинов, посвятивший Кулекбаеву большой раздел в своей книге «Вне протокола» о самых громких преступлениях в Казахстане.

В этой хронологической точке Кулекбаев окончательно съехал с катушек. В ночь на 18 июля 2016 года он увидел машину, в которой водитель находился с двумя девушками. С помощью угроз и имеющегося при себе пистолета «алматинский стрелок» проник в машину, начал отчитывать девушек, а затем приставил пистолет к голове одной из них и выстрелил. Водитель сумел выскочить из машины, а вторая девушка от шока осталась сидеть на месте. Вместе с ней и с телом убитой Кулекбаев начал разъезжать по городу, пока на одном из перекрестков выжившая девушка не опомнилась и не убежала.

После этого Кулекбаев почувствовал свою власть и решил отправиться к суду Алмалинского района, чтобы застрелить всех, кого он считал виновным в своем тюремном заключении. В сознании стрелка виновными были назначены все, кто заходил бы в суд в форме с погонами или в мантии. Но это был Алматы и это было лето: за то время, что Кулекбаев ждал напротив здания суда, никто из здания в таком виде не вышел и никто в него не вошел (да и было бы странно, если бы судьи шли на работу прямо в мантии). Тогда Кулекбаев прошел 300 м вверх по улице и напал на КПП отдела внутренних дел Алмалинского района. Он застрелил дежурного полицейского, а также сотрудника, который пришел в отдел оформить документы для выхода на пенсию. Ранив еще несколько сотрудников, Кулекбаев побежал по улице, со второй попытки захватил машину и поехал в сторону департамента КНБ.

По дороге «алматинский стрелок», отобравший автомат у убитого дежурного, расстрелял два полицейских патруля (трое убитых). Сотрудники КНБ, увидевшие расстрел одной из полицейских машин, открыли ответный огонь, но не попали в Кулекбаева, а он просто ушел из этого квартала, вышел на центральную улицу имени Абая, встал посреди проезжей части и стал останавливать автомобили, расстреливая всех, кто имел отношение к силовым структурам (так погибли еще один полицейский пенсионер и офицер погранвойск). Дальше Кулекбаев захватил еще одну машину, но вскоре все же был задержан: стрелка ранил старшина Аян Галиев (в ответ Кулекбаев застрелил его), а напарник из патруля смог скрутить преступника.

За 40 с небольшим минут один парень в состоянии стресса без подготовки смог убить девятерых и ранить еще нескольких человек.

Важное уточнение: в этот момент в стране все еще действовал террористический уровень опасности, в Алматы индикатор находился на «желтой» отметке. Но это южная столица и это лето: несмотря на понедельник, многие руководители разъехались кто куда — в том числе аким города Бауыржан Байбек и начальник департамента внутренних дел области (по иронии судьбы, спустя ровно два года во время убийства Дениса Тена они также отсутствовали в городе). К тому же, по злой иронии, в этот день во всей стране отключили на профилактику телевидение и радио. На этом фоне силовики и местные власти приняли самое неочевидное решение: информация о происходящем из официальных источников была практически закрыта — якобы во избежание слухов, но это привело как раз к распространению огромного количества слухов (в частности, о захвате торгового центра в километре от здания КНБ).

Нападение Кулекбаева на алматинских полицейских показало всю деградацию казахстанских силовых структур к 2016 году. Специалисты, не стесняясь, называют действия силовиков «катастрофой».

— У каждого патруля должен быть свой квадрат, внутри которого он должен принять меры по задержанию стрелка. Но когда полицейские с ним сталкивались, то даже не понимали, что нужно было делать. Отсутствовала и координация между структурами: в КНБ увидели, что к ним подошел стрелок, только после того, как он начал расстреливать у здания полицейских. Это все решалось за две минуты: в случае нападения на отдел полиции быстро включается режим тревоги и все силовые службы города приводятся в состояние боевой готовности. Но, знаете, сейчас действует принцип «а почему я?»: почему я должен что-то делать вообще? Каждый боится, что он что-то сделает или скажет — и останется виноватым перед начальством. Так что когда что-то случается, все сначала бегут звонить «наверх» и ждать указаний, — говорит полковник КНБ в отставке Арат Нарманбетов.

Кулекбаев выжил после ранения и был приговорен к смертной казни, которая была заменена пожизненным заключением из-за моратория на ее исполнение. В заключении «алматинский стрелок» дважды пытался покончить с собой. Руководство города и силовых структур Алматы продолжило спокойно работать и было переведено на другие должности спустя несколько лет после событий 2016 года. Спецслужбы Казахстана после пятилетки терактов окончательно перешли в закрытый режим несения службы и практически перестали контактировать со СМИ.

Затаились

С появлением нового, более репрессивного законодательства в сфере терроризма и экстремизма количество происшествий с религиозными радикалами в Казахстане значительно сократилось. Силовики перешли к другим методам работы — в первую очередь к поискуэкстремистов в тематических чатах о религии в разных мессенджерах. Работа на упреждение ведется достаточно эффективно, вопросы возникают тогда, когда под суд отправляются люди, которые не высказывали в чатах о религии никаких радикальных мыслей (правозащитники сравнивают такие кейсы с делом «Нового величия» в России).

Но история с новым «алматинским стрелком» Исаевым, находящимся во «власти Сотаны», показала, что и старые болячки никуда не делись: у силовиков снова возникли проблемы с ЧП, случившимся в субботу, а на ключевые вопросы по ситуации ответов нет. При этом религиозный экстремизм перестал быть темой номер один, но никто не спешит рапортовать о том, что он окончательно побежден. Гражданские власти занимаются не самой успешной борьбой с эпидемией коронавируса, силовики молчат, общество больше боится «китайской экспансии» или «российского вторжения».

Однако «спящие ячейки» экстремистов, формирующиеся вокруг уже сидящих в тюрьмах по «религиозным статьям» и вокруг возвращенных из Сирии людей, никуда не делись.

И точное число их неизвестно. Известно только, что охоту построить общество чистого ислама никакое давление со стороны власти и спецслужб у них не отбило.

— Я был в лагерях фильтрации и перевоспитания людей, приехавших после Сирии в Казахстан. В их глазах я увидел: ничто их не заставит переменить свою точку зрения. Я даже спрашивал у женщин, которые там жили, хотели бы они вернуться обратно. Лишь половина сказала «нет», да и по их глазам было видно, что на самом деле хотят, просто не в стадию войны, а во время, когда еще такой борьбы с ИГИЛ не было. Те, кого завербовали в радикальные течения давно, тоже затаились. Ячейки экстремистов по-прежнему существуют в стране. За эти годы спецслужбы стали более подготовленными к подобным ситуациям, но всего ведь предусмотреть нельзя, — говорит журналист Аскар Джалдинов.

А еще эксперты советуют изменить подход во взаимоотношениях с гражданским обществом и перестать выдавливать оппозицию из публичного поля в «серую зону». Потому что на их место известно кто приходит — и с этими людьми уже нельзя договориться.