Андрей Костин концентрирует умственные силы

«И болезнь пройдем, и «отскочим» быстро»

— Вы за время работы в профессии оказывались при более проблемном стечении обстоятельств? Чем этот кризис отличается от тех, которые вы уже проходили?

— Я прошел кризисы 1998-го, 2008–2009, 2014–2015 годов. Обычно в кризис ты должен быть мобильным, все оперативно решать. Сейчас все усложнилось: хотя я каждый день на рабочем месте, вроде бы есть средства коммуникации, но нет главного — возможности полноценно общаться с клиентами, у которых возникают проблемы. Да, мы быстро создали более 15 тыс. удаленных рабочих мест, и сотрудники, включая ряд моих заместителей, работают из дома. Но я им сочувствую, потому что это крайне сложно — дистанционно заниматься банковским бизнесом, который во многом строится на личном общении.

Но кризис есть кризис. Это для меня всегда возможности, концентрация моих умственных сил, знаний, квалификаций. Я оптимист. Считаю, что мы и болезнь пройдем, и «отскочим» в итоге достаточно быстро. Основная проблема и отличие текущей ситуации от предыдущих в том, что природа нынешнего кризиса не экономическая. Мы не можем оценить ни его ход, ни последствия. Все зависит от распространения пандемии и реакции властей.

— Какой глубины может быть спад в экономике? Вы ожидаете V-образного быстрого восстановления?

— Сценарий развития кризиса зависит от длительности карантина, от того, насколько открытой будет экономика, будет ли восстановлено производство. Мы имеем дело с кризисом, который до конца не предсказуем ни по времени, ни по своей глубине. Исходим из того, что нам известно на сегодня, а что мы будем знать завтра — это вопрос другой.

Можно исходить сейчас из политики отдельных стран. Германия уже объявила о постепенном выходе из карантина. Дональд Трамп все время порывается из него выйти, несмотря на тяжелую эпидемиологическую ситуацию. Я думаю, что два месяца карантина достаточно, чтобы начать искать баланс в пользу восстановления производства. Но, как показывает опыт США и Европы, плато сохраняется долго.

Надеюсь, нам удастся избежать самых плохих сценариев. Сейчас стали говорить о том, что это Великая депрессия, но есть оценка МВФ — глобальное падение производства будет около 6%. Прогноз для России — минус 5,5%. Это серьезный вызов. При этом МВФ планирует, что в 2021 году темпы роста по развитым странам, в России, в среднем будут выше, чем в даже в предыдущие годы. Поэтому я ожидаю достаточно быстрый «отскок». Но это только если не сбудутся предсказания о том, что вирус будем лечить два года. Тогда, конечно, ситуация может измениться в худшую сторону.

— Вы сами когда поняли, что ситуация нестандартная? Когда появились первые сообщения о ситуации в Китае или позднее?

— Позднее, конечно. Когда наступает кризисная ситуация, банки первыми это чувствуют, как птицы перед землетрясением. Мы это чувствовали в 2008-м, 2014-м — гораздо раньше, чем другие отрасли. Но сейчас причина кризиса находится не в экономике и поэтому мы пока еще не испытываем большого негативного влияния. Страна на условном карантине менее трех недель. Не начались ни массовые увольнения, ни длительные задержки зарплат. Даже разговаривая с владельцами предприятий, которые сильнее всего пострадали, я слышу от них: «Мы еще месяц протянем как-то».

Но мы уже можем привести оценку кризиса к текущему моменту: принятый правительством комплекс мер — это и нулевые кредиты, и отсрочки по выплатам кредитов — может стоить банковскому сектору порядка 400 млрд рублей. Это посильная ноша для банков с учетом того, что чистая прибыль банковского сектора прошлого года была 1,7 трлн рублей. Но мы понимаем, что главный риск — кредитный. На отрасли, которые уже признали пострадавшими, российский банковский сектор выдал 3 трлн рублей и еще 1,5 трлн рублей на лизинговые компании в сфере повышенного риска, например, авиатехника, вагонный парк и так далее. Поэтому, когда эти предприятия не смогут оплачивать в срок кредиты, удар будет серьезным. Мы это все понимаем. Самая пессимистичная оценка — банковский сектор России может потерять 2,5 трлн рублей. Это сильный удар. Но я все-таки надеюсь на более благоприятный исход и что мы сумеем справиться. Это будет зависеть от того, насколько быстро восстановится производство, и в том числе в тех секторах, которые сегодня находятся под особым давлением.

 — Вы разделяете опасения Алексея Кудрина, что следующий этап — это кризис финансового сектора?

— Я пока не считаю, что нас обязательно ждет кризис банковского сектора. Но хотел бы напомнить, что с 2014 года финансовые власти, прежде всего Центральный банк и АСВ, потратили 6 трлн рублей, или примерно 6% ВВП, на стабилизацию и санацию банковского сектора.

И я, и мои коллеги, в том числе из Сбербанка, говорим о том, что нельзя сегодня пытаться решить проблемы других областей экономики за счет банков. Потому что тогда придется на каком-то этапе лечить сами банки, а это может стоить дороже, чем те вливания, которые будут в другие отрасли экономики.

Когда болеют банки — они перестают кредитовать, значит, останавливается экономический рост. Поэтому надо осторожно относиться к банкам. Они сегодня не оказались в череде первых, кто попал под удар, в отличие, от 2008-го или 2014 года. И есть все шансы при государственной поддержке ключевых отраслей, граждан, занятости и так далее не довести до того, чтобы нам пришлось спасать костяк банковского сектора. Какие-то потери неминуемо будут, но Центробанк каждый год отзывает лицензии у десятков банков, и это относительно незаметно для банковской системы.

«Игла — плохо, нефть — хорошо»

— Как вы оцениваете сделку ОПЕК+?

— Хорошо оцениваю. Ведь главная причина столь глубокого падения цен на нефть не в том, что сделка не состоялась в начале весны, а огромное падение спроса из-за пандемии.

Нынешнее соглашение — это абсолютно правильное, хотя, конечно, достаточно болезненное для России решение. Это программа, рассчитанная на длительный срок, но, наверное, в краткосрочном моменте влияние будет меньше. Возможно, цены на нефть начнут стабилизироваться к концу этого — первом квартале следующего года. Нам нужна цена порядка $42 за баррель — на этом уровне бюджет не полагается на дополнительные ресурсы ФНБ для финансирования текущих расходов. Хотя, если абстрагироваться от кризиса, я не сторонник картелей. Рынок должен определять цену, спрос и предложение. Когда мы заключаем картельные соглашения, мы искажаем рынок. Отсюда возникают проблемы. Поэтому в идеале — не иметь таких сделок, а дать возможность рынку развиваться на базе свободного спроса и предложения. Но это вопрос будущего.

Я не считаю, что нефтяная игла — это плохо для России. Вернее, игла — плохо, а нефть — хорошо. Не только нефть, но и другие богатые природные ресурсы. Просто их нужно использовать по-другому, например, активнее внедрять нефте- и газохимию. Если мы будем производить товары с большей добавленной стоимостью, экономика будет гораздо более устойчивой. И по этому пути, я считаю, надо идти.

 — Выход из прежней конфигурации сделки был ошибкой?

— Я не был внутри этой сделки. И могу только опираться на мнение коллег и правительства о том, что мы не были инициаторами выхода из сделки. Очень легко быть умным задним числом. Но за то время, что прошло с момента распада прошлой сделки, мир и экономика изменились. Была другая ситуация и другие подходы. Сейчас поняли, что при глобальном локауте и великой изоляции другого пути нет.

— Предыдущий обвал цен на нефть в 2014–2016 годах привел к введению бюджетного правила. Нужно ли его менять? Правительство предложило программу фискальных стимулов на уровне 2% ВВП. Считаете ли вы, что нужно увеличить стимулы?

— Бюджетное правило — базовый элемент экономической политики, начиная с 2004 года. В 2014 году это правило обновили, и, конечно, при необходимости его можно скорректировать вновь. Оно позволяет сохранять макроэкономическую стабильность и стабилизировать инфляцию. В 2008 году ЦБ первым делом резко повысил ключевую ставку и создал препон на пути увеличения кредитного портфеля.

В этот раз за счет большей финансовой стабильности и лучшей макроэкономики ЦБ не только не повышает ключевую ставку, но и рассматривает ее понижение. Это говорит о том, что сегодня есть большие ресурсы и большая уверенность в стабильной ситуации с инфляцией, а это очень сильный инструмент противодействия кризису.

На днях я разговаривал с западными банкирами. Некоторые из них считают, что в России мер поддержки мало и внедряются они медленно. Я с этим не согласен, потому что у нас другие методы работы с кризисом. Американцы, для экономики которых фондовый рынок играет значительно большую роль, прежде всего в условиях кризиса начинают заливать деньги на фондовый рынок. В России фокус именно на поддержании занятости, поддержании производства.

Инструменты, конечно, должны расширяться. И я уверен, что пакет мер поддержки будет еще не один, но меры будут последовательны. В силу природы этого кризиса и его постепенного развития государство будет последовательно вводить меры поддержки в том объеме и в тех отраслях, которые становятся уязвимыми.

Но сейчас сложно предсказать, кому и сколько потребуется, кто будет в приоритете. В кризис то, что сегодня кажется первоочередным, через неделю становится уже не таким важным, а через две недели выглядит и вовсе малозначимым.

«Не самые бедные сегодня могут стать бедными позднее»

 — Нужны ли прямые выплаты гражданам в условиях нового кризиса? Или освобождение бедных от налогов, как вы предлагали в сентябре прошлого года?

— В условиях кризиса надо идентифицировать сферы, которые нуждаются в поддержке прежде всего. Правда в том, что не самые бедные сегодня могут стать бедными позднее. Например, сегодня человек получает пособие по безработице, оно ему гарантированно. При этом человек, который сегодня работает на предприятии и получает приличную зарплату, может оказаться в ситуации, когда предприятие перестанет работать и он вообще останется без средств к существованию. В обычном режиме отмена НДФЛ для бедных — это самая простая мера, но сейчас для нее не время.

Сейчас нужна политика поддержки. Когда период изоляции закончится, может получиться, что очень многие обнаружат себя без работы и без источников к существованию. Этого, конечно, нельзя допускать. Поэтому важно, чтобы выход из изоляции сопровождался тем, что предприятия будут иметь возможность продолжить свою работу.

 — В рамках последнего озвученного пакета мер президент отметил, что предложенный до этого инструмент — кредиты на зарплату — не эффективен, так как банки неохотно кредитуют бизнес. Теперь 75% этих кредитов будет обеспечено гарантиями ВЭБ.РФ. Это позволит увеличить выдачу таких кредитов?

— Гарантия — это ключевая вещь. Потому что определенный процент невозвратов обязательно будет, а в условиях кризиса это всегда повышенные риски. В 2008 году очень эффективно использовались государственные гарантии, и я не помню по ВТБ ни одной гарантии, которая была предъявлена потом Министерству финансов. То есть все предприятия так или иначе справились, а мы сумели таким образом расширить и обеспечить кредитные потребности в полном объеме.

Поэтому гарантии ВЭБа на 75% это очень важно. И я уверен, что банки начнут активнее такие кредиты выдавать. У нас в работе почти 1,5 тысячи заявок на сумму более 4 млрд руб. Из них уже одобрено более 600 на сумму почти 2 млрд. Но мы будем этот процесс ускорять: мы отказались от принципа выдавать кредиты только тем клиентам, которые у нас имеют зарплатные проекты. Приходится работать с компаниями, что называется, с улицы. Приходит такая компания, мы ее не знаем, никогда ее не видели, не имеем возможности даже изучить ее финансовое положение. Риски большие, но они оправданны. По нашим расчетам, кредитный портфель такого рода только для малого бизнеса и микропредприятий составит около 5 млрд рублей. При расширении данной программы на средний и крупный бизнес это будут совершенно другие цифры.

— Глава Минэкономразвития Максим Решетников на днях пожаловался, что в роли «тайного покупателя» пытался получить такой кредит и не смог. В ВТБ, наверное, звонил?

— Я не знаю, он инкогнито же звонил. Безусловно, с учетом нововведений, озвученных президентом, ситуация поменяется, и я надеюсь, что, если министр позвонит еще раз, ответ будет положительным.

 — Президентом также анонсирован льготный кредит на пополнение оборотного капитала для системообразующих предприятий. Минфин будет субсидировать ставку по таким кредитам и предоставит свои гарантии на половину кредита. По вашим оценкам, каков объем потенциальных кредитов на пополнение оборотных средств для системных компаний? Какую долю может взять на себя ВТБ? Бизнес пока сомневается в этом новом кредитном продукте.

— На системообразующие предприятия у нас выдано более 1 трлн руб. кредитов, в том числе по отраслям, которые оказались под угрозой. Это правильно — разделить риски и финансовое бремя между государством и банками. Мы подсчитали, что ВТБ может выдержать удар, равносильный удвоению объема невозвратных кредитов. Если удар будет в три раза, в четыре раза мощнее, нам будет труднее справиться.

У нас были обращения крупных компаний по новым кредитам. Мы договорились, что нужны гарантии. Кроме того, сейчас будет возвращен статус безотзывных гарантий. Это, конечно, серьезно поможет. Я хоть и опасаюсь навлечь гнев Центрального банка, но мне представляется, что ЦБ мог бы предоставлять более дешевые деньги — исключительно, я подчеркиваю, по спецпрограммам.

— Правительство поручило провести стресс-тесты системообразующих предприятий. Уже есть предварительные результаты?

— Есть, конечно. Мы уже оттестировали около 40 наших клиентов, о которых обладаем наиболее полной информацией.

— Какой запас прочности выдерживает система ?

— По разным предприятиям разные оценки. Я пока не считаю ситуацию аховой, особенно если предприятия в ближайший месяц-полтора выйдут на нормальный уровень работы, при определенной поддержке.

«Никто не ожидал такой реакции от правительств»

— Как вы оцениваете реакцию властей на ситуацию?

— Когда мы в январе и феврале читали о том, что где-то в Китае эпидемия, никто не думал, к чему это приведет. И никто не ожидал такой реакции от правительств. Но у них было не так много выбора. Если бы это происходило лет сто назад, сказали бы — ну и ладно, пусть переболеют, сколько-то народу умрет, бог дал — бог взял. Но сегодня мир другой — цена человеческой жизни другая и ценности другие. Ни одна власть ни в одной стране не может сказать — у нас больницы переполнены, лечить негде, но производство важнее. Поэтому к великой изоляции пришли все — и Китай, и Америка с Европой, и Россия. Я думаю, что в России принимаются абсолютно адекватные и оперативные меры. И в какой- то степени нам, можно сказать, повезло, что эпидемия к нам пришла не напрямую из Китая, а через Европу. Мы выиграли несколько недель.

Действия московских властей вызывают похвалу. В других регионах губернаторы готовятся к худшему, создают дополнительные места в здравоохранении, закупают оборудование, потому что, видимо, пик еще впереди. Действия, на мой взгляд, адекватны и направлены на то, чтобы попытаться максимально затянуть развитие эпидемии, ускоренно создавая при этом новые больничные места и средства защиты.

Всегда легко и приятно критиковать власть, но власть работает, и работает, на мой взгляд, эффективно. Я знаю, что и в Белом доме, и в московском правительстве люди работают по 16–18 часов, в полной мере осознавая свою ответственность.

«Я верю, что мы не выйдем за пределы 80 рублей за доллар»

— Центробанки в условиях кризиса снижают ставки по всему миру. По вашим оценкам, текущий уровень инфляции ниже таргета в 4% дает ЦБ возможность проводить контрциклическую политику? Каковы шансы на снижение ключевой ставки в ближайшее время с учетом того, что сейчас наоборот наблюдается повышение банковских ставок по кредитам и вкладам, а доходности ОФЗ примерно на процентный пункт выше минимумов конца февраля?

— ЦБ уже сказал, что рассматривает снижение, и есть прогнозы, что это будет 25 или 50 б.п. Принципиально, что в этот кризис, в отличие от предыдущих, ЦБ не прибегнул к повышению ставки. И это очень важное достижение. Курс доллара отскочил на 15%, в допустимых для банков пределах. Я верю, что мы не выйдем за пределы 80 рублей за доллар, а в дальнейшем, в 2021 году, курс рубля укрепится. На мой взгляд, у ЦБ и Министерства финансов есть возможность, в случае необходимости, поддерживать курс. Сейчас инвесторами руководят эмоции, а не расчеты, поэтому каждый день мы видим очень разнонаправленную динамику.

— Как вы относитесь к идее количественного смягчения? Это вообще возможно в России?

— Я бы не стал напрямую использовать методы, которые применяют на Западе — у нас разные экономики. Мы десятилетиями боролись с инфляцией и все равно потенциально ее рост у нас более вероятен, чем в западных странах. Но, повторюсь, ЦБ мог бы предоставлять банкам более дешевые деньги в рамках тех программ, которые делаются специально на нерыночных условиях с целью оказания поддержки гражданам и бизнесу, снизив таким образом нагрузку на бюджет.

«Оказалось, что Трамп — не российский шпион»

— Вы видите эволюцию санкций при Трампе?

— Санкции имеют абсолютно американскую внутриполитическую природу. И поэтому, когда демократы выступали жестко против Трампа и пытались использовать «русскую карту», санкции у них были оружием номер один. И сам Трамп, который, может, и не является большим сторонником санкций против России, в эту игру был вынужден играть. Сейчас, на мой взгляд, эта тема ушла и для Трампа, и для демократов. Оказалось, что Трамп — не российский шпион.

Мне кажется, сегодня США интересны другие направления. Телеканал Fox недавно показал сюжет о том, что вирус все-таки является лабораторным. И Трамп начинает раскручивать эту антикитайскую тему. Возможно, на ближайшую предвыборную перспективу эта тема станет куда более горячей, чем тема санкций. Я допускаю, что пластинка сменится. Хотя при этом все равно американский истеблишмент настроен русофобски, и, по моему мнению, каких либо улучшений в вопросе о санкциях не будет.

«Если ты не заработал, то и акционерам, и менеджменту придется подвинуться»

— ВТБ пересматривает прогноз по прибыли? Есть ли у вас расчетный сценарий, при котором банку потребуется господдержка?

— Мы в данный момент не рассматриваем вопрос о поддержке. Вот американские банки существенно снизили результаты своего первого квартала, заложив резервы не под существующие даже проблемы, а под будущие. В принципе, если это вынести за скобки, то результаты первого квартала у российского банковского сектора хорошие, они вместе с прибылью прошлого года дают определенную подушку безопасности. Второй квартал, конечно, будет тяжелым. Я думаю, что доходы банков существенно упадут, если, вообще, не выйдут в минус.

Сейчас нам трудно пересматривать прогнозные результаты этого года, потому что с учетом кризиса это практически невозможно делать. Надо будет по факту смотреть. Но был принят закон о переносе годовых собраний акционеров. Это дает возможность банкам посмотреть на то, как они подойдут к середине года или даже к третьему кварталу, с какими результатами, возможностями, перспективами, включая выплату дивидендов. Пока мы не пересматривали политику по дивидендным выплатам. Банк сегодня по финансовому результату этот удар не ощутил. Но мы его просчитываем, а каким он будет, станет понятно к сентябрю. Время серьезных испытаний для банков только наступает.

— ЦБ разрешил временно не соблюдать надбавки по достаточности капитала. Использовал ли или будет использовать эти возможности ВТБ?

— Мы надбавку к капиталу не использовали. Наш уровень достаточности капитала на сегодняшний день составляет 11,8%. Что касается других послаблений, то они, конечно, сегодня облегчают банкам жизнь, прежде всего в том, что касается РСБУ. Но важно другое: это временные меры и мы не можем на них долго опираться, потому что срок их действия закончится и нужно будет возвращаться к стандартному расчету нормативов. Поэтому для банка, конечно, важно использовать это сегодня, переживая пик кризиса, но в то же время стремиться к выходу из этого режима на предкризисные подходы.

— ЦБ неоднократно говорил, что эти меры нужны не для сохранения прибыли и выплаты бонусов менеджерам, а именно для поддержки экономики и кредитования. ВТБ будет сокращать бонусы топ-менеджменту?

— Бонусы у нас напрямую привязаны к финансовым результатам, и если у нас будет нулевой или отрицательный результат, то и бонусов не будет. Если ты не заработал, то и акционерам, и менеджменту придется подвинуться.

— Насколько вырастет доля проблемных корпоративных заемщиков ВТБ в связи с коронавирусом и в каких отраслях?

— По опыту прошлого кризиса в 2009 году доля проблемных кредитов у нас составила 10%, сейчас она меньше 5%. По этой логике надо ждать удвоения. Но в каждый кризис это происходит по-разному. Увеличение до 10% мы выдержим.

— Какое количество человек обратилось в ВТБ за кредитными каникулами при снижении дохода на 30% и каков процент отказов?

— На середину апреля с начала этого месяца ипотечными каникулами воспользовались более 9 тыс. клиентов. Из них более 4,6 тыс. клиентов по программам банка и примерно 4,5 тыс. по программе правительства. А если брать еще и потребительские и другие кредиты, то удовлетворено более 90 тыс. заявок из 97 тыс., то есть больше 90%. Но во многом это программы, которые банк сам предложил, а вот по основанию снижения доходов на 30% всего лишь порядка 6 тыс. по всем кредитам. И понятно почему: люди еще не могут понять, каким будет их доход в будущем, многие находятся на самоизоляции и пока не знают, сохранят ли они работу, когда они получат следующую зарплату и т.д.

Эта ситуация будет активно развиваться в мае, когда будет более понятна ситуация с доходами. Тогда мы будем в полной мере задействовать решения президента и правительства, которые были приняты в отношении должников. Сейчас мы фактически предоставляем отсрочку под честное слово, но через два месяца человеку придется прийти и показать, что у него упал доход. Мы ожидаем, что после майских праздников будет большой наплыв запросов на реструктуризацию.

— Как банки будут верифицировать снижение доходов на 30%, достаточно ли будет данных ФНС, ПФР или, может быть, банки будут смотреть на транзакционную активность?

— Для проверки обращений мы используем как данные ФНС и ПФР, так и собственные источники. Поэтому не исключаем возможности оценки клиентов и по транзакционной активности. Каждый случай индивидуален. Но в целом мы гибко подходим к этому вопросу: если человек потерял не 30%, а, допустим, 28% дохода, ну не беда — мы готовы собственные программы поддержки предложить.

— Профиль заемщика изменится?

— В кризис банки вынуждены применять более строгий подход к оценке рисков. Нет задачи закредитовать население, чтобы люди потом не могли никогда эти деньги вернуть. Если резко будут падать доходы населения, то и спрос на кредиты будет меньше. Спрос уже сильно упал, и не только из-за самоизоляции, но и потому что люди начинают по-другому оценивать свои возможности и перспективы. Поэтому какая-то корректировка будет, но важно, что мы не приостановили ни один вид кредитования, все продукты, которые у нас есть, используются и работают.

— У ВТБ нет неформального запрета на кредитование работников компаний наиболее пострадавших отраслей, например, туризма и авиации?

— Нет. Подобного запрета у нас нет.

«Съел тарелку пельменей и выпил водки»

— Ваши клиенты и партнеры к вам с какими вопросами звонят?

— Даже приходят иногда — правда, последние дни совсем редко, и, в основном, в маске, перчатках и с этими штучками, которые якобы отпугивают вирусы. Обсуждаем сохранение бизнеса, возможность дополнительных льготных условий, отсрочек... Мы это уже проходили: в 2008 году мы серьезно пошли навстречу предприятиям, согласились реструктурировать их долги. Это оправдалось: кто-то расплачивался два года, кто-то пять лет, кто-то до сих пор платит, но расплачиваются, и деньги мы не теряем.

И собственники, и мы заинтересованы в сохранении бизнеса. Иногда говорят, что банк хочет какой-то бизнес присвоить, — нет! Для нас это огромная головная боль, если приходится каким-то предприятием управлять. Вот девелопментом мы уже сколько занимаемся? Двенадцатый год! Но этого можно было бы избежать, если бы предыдущие собственники справились с ситуацией.

Банк должен любить клиента, потому что именно от клиента зависит «здоровье» банка. Мы в онлайн-режиме отслеживаем ситуацию по всем нашим клиентам — и по корпоративным, и по розничным. Знаете, я по опыту прошлых кризисов понял, насколько важно поддержать клиента и доверять ему. Нельзя быть другом только в хорошие времена. Клиент потом тебе это добро вернет. У нас были ошибки в 2008 году, мы лишились нескольких хороших клиентов, которых не поддержали. Я выводы из ошибок сделал. Поддержка клиентов в сложной ситуации имеет принципиальное значение для банковского бизнеса. В этом залог нашего общего успеха — пройдем этот кризис совместно, скорее выберемся. Поэтому я сотрудников настраиваю на то, что все запросы в банк должны внимательно рассматриваться. Там, где можем пойти навстречу, надо это делать.

Большого количества жалоб нет, хотя, конечно, совсем без них не обходится. Мне на днях звонила одна незнакомая женщина, говорит: у вас лимит по переводу на кредитную карту слишком маленький, а сейчас мы на самоизоляции и нам больше требуется. Мы пошли на это, увеличиваем лимиты по переводам, понимая, что это общая потребность...

— Бывает, что вам просто звонят с такими вопросами про карточки?

— Она не сказала, кто ей дал мой номер. А почему нет? Я на самом деле регулярно проверяю жалобы. Правда, они чаще всего приходят ко мне в агрегированной форме, но тем не менее это важный показатель — качество обратной связи.

— До коронавирусного кризиса было поручение премьер-министра Мишустина проработать снижение ипотечных ставок до 8% и ниже — сейчас это потеряло актуальность?

— Мы не повышаем ставки по ипотечным кредитам. Более того, я думаю, что в зависимости от ключевой ставки будет меняться и ипотечная ставка, и, возможно, в лучшую сторону. Пока у нас в планах и далее снижать ставки по ипотеке, если, конечно, не начнется существенный рост стоимости фондирования или еще какие-то негативные факторы не появятся.

— Президент принял решение о запуске программы субсидированной ставки по ипотеке на уровне 6,5%. Вы готовы к участию в этой программе?

— Сразу после этого решения мы начали работу над запуском новой программы и уже приступаем к приему заявок по ней, буквально в ближайшие дни начнем выдачу кредитов. Ставка составит всего 6,5%. Считаю, что это своевременное решение для поддержки как ипотечного рынка, так и застройщиков.

— Видите отток по депозитам физлиц из-за кризиса и после введения нового налога на проценты по депозитам свыше 1 млн рублей?

— Сегодня свыше 80% депозитов, срок которых истекает, остаются в банке. Я не говорю, что оттока не было, но он не драматический и на сегодня не представляет угрозу для нашей ликвидности. Мы понимаем, что отсрочка платежей по ипотечным кредитам на шесть месяцев может нанести значительный удар по ликвидности банков, но опять же — мы это уже проходили. Например, в 2008 году Центробанк предоставлял достаточно ликвидности, в том числе через схемы беззалоговых кредитов, и практически все банки эти деньги Центральному банку вернули, а ЦБР, кстати, заработал на этих операциях рекордно большие прибыли. Так что у нас есть резервы и инструменты, которые еще не задействованы.

Вообще на сегодня мы с полной ответственностью можем сказать, что банки находятся в нормальном состоянии. Люди сохраняют доверие к нам, и мы это доверие, безусловно, оправдаем. Все средства, которые люди вкладывают или вложили в наш банк, они полностью защищены. Им ничто не угрожает.

— Как вы сами переживаете вирусный кризис?

— В 1998-м я сформулировал определение кризиса: это когда утром вместо чашки кофе хочется выпить стакан водки. Недавно был один момент — не то чтобы страх или какие-то особенные неприятности, но почему-то стало грустно. Сам удивился. Съел тарелку пельменей и выпил водки. Правда, вечером. Полегчало.

Я знаю, что у всех кризисов есть характерные черты и средства борьбы с ними тоже известны. Первое правило — не впадать в панику, не бояться. Предыдущие поколения переживали войны и социальные катастрофы. Сейчас у многих присутствует испуг перед вирусом, люди оказались лишены возможности жить нормальной жизнью. Это само по себе огромный стресс. И важно не усугублять его экономическими проблемами. Нужен совместный поиск решений со стороны всех: общества, государства, бизнеса.

Жизнь дается один раз, она прекрасна. Сложности — это такая же часть жизни, как и моменты счастливые. Для меня приоритет — забота о здоровье близких, дорогих мне людей. Сам я не боюсь, хожу на работу каждый день, соблюдая, конечно, все меры безопасности. Я думаю, что это важно — работать максимально так, как только это возможно сейчас. С тем, чтобы вирус нас не победил экономически.

Пять фактов об Андрее Костине

21 сентября 1956 года — родился в Москве, в 1979 году закончил экономический факультет Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова по специальности «экономист-международник».

В 1979–1982 годах — работал в Генеральном консульстве СССР в Австралии, в 1985–1990 годах — в посольстве СССР в Великобритании.

С 1993 по 1995 год — заместитель начальника управления иностранных инвестиций банка «Империал», с 1995 года — первый заместитель председателя Национального резервного банка.

В 1996 году Указом президента Российской Федерации назначен председателем Внешэкономбанка.

С 2002 года возглавляет банк ВТБ.