В Дижоне не рады, что узнали чеченцев поближе

Дижон — маленький город в центре Франции, столица благополучной Бургундии. 14 июня репортажи из Дижона облетели весь мир, на сутки город оказался в центре жестоких столкновений, повсюду слышалась стрельба, город был в дыму. Причиной столкновений стал бытовой конфликт между выходцами из Северной Африки и Чечни. Потасовка в кальянной Black Pearl переросла в четырехдневные беспорядки. Полиция провела две спецоперации и задержала нескольких участников беспорядков. Представители местных диаспор и очевидцы рассказали The Insider, с чего начался конфликт, какие претензии были у сторон друг к другу и как чеченцы и магрибинцы уживаются в Дижоне сегодня.

Жан, владелец парикмахерской по соседству с Black Pearl

Кальянную громили в 11 вечера, меня здесь не было, парикмахерскую я закрыл. А когда пришел на следующий день, всё уже закончилось. Ни одно другое помещение, кроме самой кальянной, не пострадало. Живущие наверху, конечно, очень испугались. Но здесь не было так страшно, как в районе Грезий, конечно. Войну устроили именно в периферийных, так сказать «чувствительных» районах. В основном, у нас очень спокойный город, не считая трафика наркотиков. Этот кальян-бар продавал наркотики, мы все это знали. Если бы их не было, ничего бы не случилось.

Мари, француженка, жительница района Грезий

Это было на базарной площади, довольно далеко от моего дома. Но я дома слышала очереди из калашникова, выстрелы, как жгут машины слышала. Это было очень страшно. Слава богу, сын был у моей мамы в другом районе, с этим повезло. Мне было страшно выходить, я закрыла двери и два дня не выходила из дома. В конфликте, конечно, обе стороны хороши, на мой взгляд, ответственность лежит 50 на 50 и на чеченцах, и на арабах. Хорошо, что с того случая в Грезий появилось гораздо больше полиции, которая патрулирует район. Обычно у нас работает только один пост полиции, утром он закрыт, и утром надо взять рандеву на день, иначе никто не появится. Обычно ни одного полицейского в квартале не увидишь. К сожалению, они боятся сюда приезжать, это правда.

Мустафа, француз из Марокко

На самом деле никакого конфликта между чеченцами и магрибинцами нет. Но все началось по глупости одного конкретного молодого человека, который безответственно отнесся к своему поведению. А потом уже эту войну было не остановить. Из-за оскорбления одного молодого человека образовался конфликт между двумя огромными общинами. Мы все родились во Франции, росли здесь, и мы все разделяем одну и ту же культуру. Чеченцев здесь меньше, у них своя культура, мало кто из них здесь родился. Так вот, конфликт произошел между детьми, а не между взрослыми. Это бог знает что, конечно. Ну это все уже закончилось, к счастью. Историю про наркотики раскрутили журналисты, это не имеет отношения к реальности. На самом деле все началось с 15-летнего чеченца.

Мустафу исправляет парень за соседним столиком, тоже марокканец: ему 19 лет, а не 15.

Ну вот, сначала было 15, а теперь уже оказалось, что 19. Но того парня и правда сильно избили. Конечно, я понимаю папу этого мальчика, что это его очень затронуло. Я так понимаю, у чеченцев культурный код, что если они просят мира, а им в этом мире отказывают, тогда они начинают войну. Они приехали сюда договориться о мире, замять ситуацию. Может быть, они столкнулись с людьми, которые не хотели это все мирно обсуждать. И это народ, который, когда протягивает руку, ждет, что ее пожмут. А если твою руку не жмут, значит, тебе объявляют войну — так они восприняли отказ замять ситуацию, я думаю. Это культура.

Сейчас задержаны уже 15 человек, продолжаются обыски. Мне кажется, чеченцев задержали из политических целей, чтобы «установить социальную справедливость». Это способ сказать жителям района, «не волнуйтесь, мы будем заниматься этим вопросом». Так полиция смогла всех успокоить. Честно это или нет — уже другой вопрос.

Эти парни, с которых начался конфликт, они даже не были из нашего района. Мы здесь в Грезий, а они из Кэтини. Но почему-то чеченская община приехала именно сюда. Приехали и начали бить всех, кто был похож на араба. Людей, которые вообще никакого отношения к этой истории не имели. И мы были вынуждены их защищать. Например, они ударили моего отца, потому что он оказался в тот момент на улице. И я был вынужден тоже бить, чтобы его защищать. Но теперь мир уже восстановлен, всё, эта история закончилась. Страница перевернута. Чеченцы подарили барана в мечеть, на этом все помирились.

Рашид, выходец из Марокко, владелец передвижного ларька с кофе

У нас тут четыре дня прямо военное положение было. Чеченцы приехали очень организованно. Их было около 300 человек, мы потом посчитали по количеству машин. Они ходили по кварталу, мы боялись даже выйти. Мы не понимали, кто эти люди и что случилось. К нашему району история этой ссоры не имеет никакого отношения. Но они приехали сюда, хотя парни, из-за которых разгорелся конфликт, вообще не отсюда. Но они не только в Грезий приехали, они по всем районам в Дижоне проехались. Приехали показать власти свою силу. Мол, мы можем приехать и бить арабов.

У них были ножи, биты, огнестрельного оружия не было, но знаете, битой и камнем тоже можно хорошо повоевать, если будет желание. К счастью, я успел закрыть свой ларек перед тем, как все началось. Потом на видео видел, как сотни человек бежали как раз мимо моего вагончика. Я же наблюдал со своего балкона, что происходит.

Мы вообще в Дижоне не знаем ничего о чеченцах. Их в нашем городе очень мало, мне кажется. Ну вот, сейчас начинаем их узнавать. Но так быстро поднять на ноги триста человек из других регионов — это впечатляет, конечно. И еще мы до сих пор не знаем истинную причину конфликта. Люди звонили в полицию, но ни один полицейский не приехал. Ни души. Очень «смешная» история... Я такого еще никогда не видел, только в кино. Приехали ночью какие-то люди, искали и хватали арабов, невиновных, между прочим. Но, как бы там ни было, что прошло, то уже прошло.

Владелец кальянной рядом с Black Pearl

А вы не Sputnik и не RT? Если да, то я отказываюсь отвечать. Ваши коллеги даже не могут разобраться, чем марокканцы отличаются от алжирцев. Они писали, что с чеченцами столкнулась «банда алжирцев». Я сам алжирец, нас здесь меньше 5% из всех иностранцев Дижона. Тут в основном марокканская община. Если они в таких очевидных вещах не хотят разбираться, о чем вообще говорить?

В тот вечер 14 июня в Black Pearl мирно сидели люди, как вот у нас сейчас сидят. Курили кальяны, разговаривали. Пришли чеченцы с битами, попросили всех девушек выйти, а мужчин начали бить, всех без разбора. Вышли даже пожилые мужчины, чтобы защищать свою семью. А всё началось с какой-то ерунды, кто-то на кого-то не так посмотрел, и понеслось... Я понимаю отца этого мальчика, но зачем они начали бить всех без разбора? Пусть бы разбирался только с владельцем Black Pearl, если он обидел и оскорбил его сына. Это может случиться с любой национальностью — и со шведами, и с бельгийцами. Такие вопросы надо решать лично, а не приводить всю общину.

Еще удивительно, что полиция осталась в стороне. На 5 км² у нас 7 казарм, и никто не приехал разрулить конфликт. До нас дошло, что полиция разрешила чеченцам бить арабов. Бить, но не убивать. Потому что вся полиция — националисты. Вы знаете, что такое партия «Национальный фронт Марин ЛеПен»? Так вот, 55% полицейских голосуют за эту партию. У меня знакомый алжирец служил в полиции, но он вынужден был уволиться, потому что ему постоянно тыкали в его происхождение. Он не выдержал. Поэтому полиция даже порадовалась, что чеченцы разбираются с арабами. Знаете, как говорят: «враг твоего врага — твой друг», вот так и для полиции.

Чеченцы показали себя со всех сторон. Раньше мы почти ничего не слышали и не знали о чеченской общине, теперь имеем представление... Это правда, что у них не было оружия, только биты и арматура, но и ими можно покалечить, если захотеть. Чеченцы как RT — всех в одну сумку положили: марокканцев, алжирцев, туниссцев. Мы все для них «арабы», без различий.

А насчет видео с перевернутой машиной, которое облетело интернет, — никто на этой машине не собирался въезжать в толпу. Просто там за рулем был пьяный марокканец, он хотел резко развернуться и столкнулся с бордюром. И от столкновения машина перевернулась. А так мы очень любим Россию и Путина (смеется), а русские женщины — самые красивые в мире, как Вы, например.

Мурад Абдулмуслимов, французский чеченец, ему предъявлено обвинение за организацию беспорядков в Дижоне

История началась, когда 15-летний албанец проходил перед кальянной. К нему вышел араб, дилер, пьяный, и начал придираться. Парень пришел домой и пожаловался старшему брату. Старший брат взял друга-дагестанца. Они пришли поговорить в эту кальянную, арабы сидели там, человек 5, обкуренные, сказали, что разговаривать не умеют и начали избивать этих двоих. Тогда парни вытащили нож, арабы испугались, ребята ушли и позвонили третьему другу, чеченцу. В 12 часов ночи он пришел. Я, кстати, виню в этом его родителей. Почему мой сын дома, а их сын в 12 ночи ходит там? Честно говоря, я хотел бы, чтобы ни один чеченец не участвовал в этом деле. Не знаю, что сказали дагестанец и албанец арабам, когда убегали из кальянной, но в парке их окружили 11 человек на двух машинах. Это были наркоторговцы, владельцы кальянной. С криками вышли и избили этих троих. У них были бейсбольные биты и пистолет. Чеченский парень занимался ММА, он им хорошо дал. Но и ему тоже досталось. Короче, его положили на пол, ударили по затылку стволом, рукояткой. Начали его топтать на земле, сильно избили. Говорили, что ему поставили в рот пистолет, угрожали, сказали, всем передай своим, что мы будем делать так с каждым (потом, правда, оказалось, что пистолет в рот никто не совал).

Я вообще был на работе в этот день, ничего не знал. Ребята мне сказали, что парня избили. Я позвонил его отцу, моему знакомому. Говорю, не твоего ли сына избили? Потому что нас здесь мало, и я знаю, кто ночью на улице может быть, — или его, или мой сын. Я закончил работу и пришел поговорить. Он мне сказал, что хочет отомстить, но не знает, как. Я предложил найти этих дилеров и разобраться с ними, узнать, за что они избили нашего парня. И знали ли они, что парень — чеченец.

В общем, в первый день мы повредили их кальянную. На второй день мне пришло сообщение от отца потерпевшего, что в Грезий арабы собрались, человек 40, мол, помоги мне, пожалуйста, скажи, что сделать, ты вроде самый положительный в этом городе. Я звоню своим друзья арабам, говорю, мы вчера вам кальянную испортили, избили пару арабов, вы что, хотите отомстить? Ко мне приезжает мой друг, араб, мы едем к потерпевшему во двор. Я говорю, я сам сейчас пойду с ними разговаривать. Что случится, то случится. Если нас там забьют, за нас отомстят все равно. У нас выхода нет. Отец потерпевшего пошел со мной.

Я выскакиваю из машины, говорю, я Мурад, кого вы уже пару дней обсуждаете. Я сюда пришел сам, один. Для чего вы собрались здесь? Они говорят, вы вчера испортили кальянную, избили 70-летнего старика. Я говорю, было дело. Мы избили 70-летнего, а вы избили 16-летнего. У нас 1:1. Расходимся на этом? Или вы дальше хотите?

Они говорят, нет, эта кальянная нам по барабану, они там дилеры, а не арабы. А эти дилеры, которые ездят на трех-четырех машинах, стреляют, в их район не заехать вечером! Могут унизить просто так, прижать на машине, из окна что-то крикнуть. Я говорю, у меня тоже нет ничего против арабов. Вот мой друг араб, приехал со мной, у меня против вас ничего нет, народ! Они сказали, хорошо, расходимся. Разошлись.

Потом мы привезли отца потерпевшего к сыну, стояли перед пиццерией. Хозяин вышел недовольный, говорит, я из-за вас закрылся раньше, ко мне клиенты не заходят. Я ему, честно говоря, ответил грубо. Мы почти сразу уехали оттуда. Через час к пиццерии сзади подъехала машина и открыла стрельбу по ней. Потом владелец подал заявление на меня, вот меня RAID и забрал. Хотя стреляли арабы, их поймали потом, я этому очень рад.

Сейчас я один из четырех задержанных чеченцев, они называют меня «организатором». Против нас возбудили одно общее дело. Я руковожу охранным агентством, мой номер все знают. И все звонили мне, из-за этого меня назвали организатором. Я вышел, потому что меня вытащил адвокат. Я нанял самого хорошего адвоката Дижона. А трое еще сидят. Эти ребята абсолютно невиновны. Нет никакого ролика, где видно, чтобы они кого-то били, кого-то трогали. Один из них взрослый человек, я его позвал как миротворца, чтобы молодежь его послушала, никого не била, не сжигала урны. Потому что наша молодежь была очень агрессивно настроена. Если бы не он, были бы очень большие потери, я бы сказал. А сейчас он сидит ни за что.

У меня дело самое тяжелое из всех парней. Потому что сами арабы выставили своего же, выстрелили в него из настоящего автомата Калашникова. И гильзы потом полицейские нашли. Они сказали, что это стрелял я, понимаете? Из-за этого ко мне пришел французский спецназ, RAID. Я сегодня на свободе, под подпиской о невыезде, но не знаю, что дальше будет, честно говоря. Я гражданин Франции, но у меня забрали все документы, чтобы я не покинул территорию страны. Забрали деньги, телефон. Я должен отмечаться каждую неделю в комиссариате.

Я не хочу общаться с семьей пострадавшего мальчика. И я не согласен с его отцом, потому что изначально была ложная информация дана, что был там ствол сунут в рот. Я недоволен, потому что отец должен был провести свое расследование, как это сделал я. Тогда этой неправды не было бы, и ничего бы не произошло. Сегодня пострадал в итоге я. Я живу в Дижоне 15 лет, у меня никогда проблем не было! Понимаете? Не надо брать у каждого прохожего интервью! Не надо пачкать наш город, нас 18 семей тут! Парни приехали, помогли, сделали дело. Теперь каждый чеченец, который хочет пиара, дает какие-то левые показания. Я сам звонил нашим ассоциациям в Страсбург, в Париж. Говорю, перестаньте давать интервью и нести чушь. В «Пари Матч» вышел материал с заголовком «Осторожно, чеченцы». Сейчас, перед выборами особенно, пиарится каждый на этом, как ему удобно.

Полицию чернить не нужно, мы не ссоримся с полицией. У нас ни у одного чеченца никогда еще не было привода в Дижоне. Говорят, полиция давала нам один час, чтобы со всем разобраться. Неправда это! Полиция не давала никому никакого часа. Когда приехали жандармы, мы сказали, что идем на митинг в арабский район Грезий, а нам говорят: «Пожалуйста, не ходите, там будут провокации. Мы не можем вас остановить, потому что вас много. Но мы просим вас!». Я здесь живу в Дижоне и не хочу, чтобы полиция была против нас настроена. Кому-то выгодно говорить, что полиция давала нам час.

Еще в прессе говорят о каком-то наркодилерстве. Какое еще наркодилерство! У меня трое сыновей, двое из них чемпионы Франции по дзюдо. Я сам руковожу охранным агентством. Я автоматически не могу быть к этому причастен. Потерпевший мальчик с моим сыном с первого дня в Дижоне дружат, тренируются в одном спортзале. Поэтому я не мог не отреагировать. Арабы фотографию моего сына разослали по Snapchat и Instagram, мол, «следующим будешь ты». Арабы знают, что я самый активный в общине, и они как-то сразу вышли на меня.

В Дижоне все уже закончилось. Я живу обычной жизнью, сейчас ездил по всему городу, живу в центре, пью кофе на улице. Арабы сидят рядом, многие меня знают. У нас против них ничего нет, обычная жизнь идет. А вот что у них против нас — я не знаю. Я им не верю. Арабы знают, что их не тронут. Поэтому они вышли с оружием на руках, когда все чеченцы уехали по домам. Я был дома с моей семьей, моя машина стояла у меня во дворе. Они устраивали войну непонятно с кем. Снимали видео, что мы, мол, сильные, приходите сейчас. Что мы знаем каждую вашу чеченскую семью, мы придем к вам в дом и сейчас вас накажем. Но я им отправил сообщение, что если один человек из наших пострадает, если к моей машине кто-то пальцем прикоснется, вы просто будете уничтожены с этого квартала! Ни один человек не подошел к моей семье, ни один человек не прикоснулся к моей машине. А что они там делали, чужие машины жгли? Они даже машину имама мечети сожгли. Стреляли по камерам, поломали все камеры. Ходили вооруженные по своему району, никуда оттуда не вышли, потому что боялись выйти.

В своем районе они себя чувствуют как в отдельном штате, как будто это не Франция, понимаете? Сказали, это наш район. Они это всегда говорят. Даже до этой ситуации, если заедешь в их район, они говорят, мы у себя дома. Они могут нагрубить, наехать, что угодно сказать. Ты бессилен, потому что ты по какому-то делу заехал один, а их много. Понимаете? Если дают команду подразделению криминальной полиции взять одного араба, она не может туда заехать, потому что летят камни и трубы.

Мы всегда заступаемся друг за друга. Я не за этого конкретного мальчика вступился. Я вступился, потому что такое могло произойти с каждым. Потому что здесь они слишком себя вели... как бы сказать... как хозяева этого города. Вы посмотрите на кого-то просто и отвернитесь. Посмотрите опять на него — он будет продолжать смотреть. Вы отвернетесь, он продолжит на вас смотреть (агрессивно). Вот инцидент — его искать не надо, любой человек может в такое попасть. Более того, я работаю в службе охраны, у меня руководящая должность. Мне всегда идут жалобы из-за них, проблемы с ними бывают всегда. Выходят, например, провоцируют, ты дашь по шее — идут пишут заявление на тебя. У нас менталитет другой. У нас, как бы сказать, неприемлемо писать заявление, понимаете? У нас пишет заявление тот, кто не может за себя ответить, так по менталитету. А если ты можешь, человек должен ответить за себя сам.

У моего еврейского приятеля Ронни здесь дискотека, ночной клуб. Из-за арабов бизнес рушился: французы боялись приходить со своими женами, были драки. Я установил ему ночную охрану и лично расчистил это место. Теперь там всё спокойно, и Ронни мне так благодарен, даже неудобно бывает, сейчас звонит каждую минуту в эти дни, говорит, я боялся, если тебя посадят, я должен буду свой бизнес закрыть. А его брат раввин здесь, мы со всеми хорошо дружим. У меня друг очень хороший, марокканец. Есть русская семья знакомая. Я не нацист и не расист. Но если затронут кого-то из моего окружения, я, конечно, пойду с ним. Не посмотрю, что меня потом посадят или убьют. У меня менталитет такой, чеченский.

Зара Муртазалиева, чеченка, писатель, бывшая российская политзаключенная, уехала во Францию в 2012 году

В таких социально сложных районах, как Грезий, часто селятся чеченские семьи — там жилье значительно дешевле, а семьи, как правило, большие. Конечно, соседство чеченцев и арабов в районах, куда даже полиция не заезжает, изначально взрывоопасно. Французам непонятно, как можно проехать несколько сотен километров, чтобы вступиться за земляка, которого ты не знаешь лично. Солидарность и взаимопомощь заложена в нашем менталитете, в характере чеченцев — это нормально. Так вот, французам легче объяснить это «переделом рынка наркотрафика» или списать на что-либо другое. Были высказывания в прессе и о том, что чеченцев необходимо депортировать на родину. Это говорит о том, что французская общественность не имеет представления о том, кто такие чеченцы и почему они приехали во Францию.

Я удивилась отсутствию немедленной реакции со стороны правозащитников на расистские высказывания главы МВД Франции и мэра Ниццы. Она была, но как-то очень запоздало, на мой взгляд. Если бы такие слова, как «дикая орда», были сказаны в сторону выходцев любой другой общины, здесь бы началась гражданская война с транспарантами в руках «расизм», «ксенофобия». А нас здесь 0,1%, выборы от нас не зависят, наши голоса на реальную политическую перестановку сил в стране не влияют, нравится нам это или нет. Удивил мэр Ниццы Кристиан Эстрози, который в интервью заявил, что, по его информации, «... есть две точки наркоторговли, которыми пыталась завладеть чеченская община». То есть представитель власти фактически на всю страну заявляет, что он осведомлен не только о наличии во Франции точек наркоторговли, но еще и об их владельцах. В ответ последовала бурная реакция в соцсетях от земляков, проживающих во Франции: люди выкладывали посты, называя свою профессию (врач, учитель, писательница) и отмечали мэра Ниццы, задаваясь вопросом, почему он всех чеченцев назвал наркоманами. Каждый воспринял это как личное оскорбление. Что сделал Эстрози? Он просто заблокировал аккаунты и подчистил все неприятные комментарии. Франция — это страна, которая все время говорит о праве, о порядке. Но, к сожалению, этот случай показал, что представители власти при большом желании могут делать и говорить что угодно и остаться абсолютно безнаказанным. Почему чеченцам запретили митинг в Париже? Я думаю, его разрешат через пару недель. Они это объяснили слишком напряженной обстановкой в связи с последними событиями в Дижоне и тревогой за нашу безопасность на протестах.

Кристиан Эстрози

Для многих чеченцев Франция стала родиной, они здесь живут десятки лет, у них уже внуки ходят в местные школы. Они говорят на чеченском, русском, но и французский стал для них родным языком. Если им сказать, что мы возвращаемся на исконную родину ваших бабушек и дедушек, дети вообще не поймут, о чем мы говорим. Франция для них стала родным домом. Они хорошо адаптированы, работают, учатся, голосуют. В Дижон приехала не уличная шпана, там были и адвокаты, и спортсмены, и студенты различных вузов, разные люди были. Ситуация, к сожалению, спровоцирована по большей части бездействием местных властей. Если бы власть отреагировала вовремя, ничего бы не было. Я не оправдываю такие «столкновения», но эта ситуация — исключительный случай.

Зияд, полицейский, француз из Туниса

У полиции есть разные инструкции для разных случаев. Желтые жилеты и другие манифестации должны быть жестоко подавлены. А вот в конфликты жителей пригородов (французов из Магриба и черных африканцев) силам правопорядка рекомендовано не вмешиваться, потому что эти группировки очень жестко и агрессивно реагируют на любое вмешательство полиции. Они обладают такой способностью вызвать беспорядки, даже если один из них действительно виноват, или по своей вине получил травму при езде на мотоцикле, например. Это явно шантаж с их стороны. И когда полиция заезжает в такой район, население в знак протеста сопротивляется любым указаниям со стороны полицейских. Это может обернуться серьезными беспорядками, сожженными машинами и подожженными школами, как это было в 2005-м, например.

Во время самоизоляции во Франции ситуация ухудшилась, так как полиция получила приказ не вмешиваться в группировки французских магрибинцев и африканцев. То есть во время карантина вся эта молодежь (и «немолодежь» тоже) оставалась закрытой в своих кварталах, они собирались на барбекю или поиграть в футбол. Для жителей пригородов этот период создал ощущение беззаконности и безнаказанности. Они это воспринимают, как будто ими пренебрегают. И у них рождается лозунг «мы здесь у себя, это наш квартал, мы все решаем сами, и даже полиция и пожарные не могут приехать, когда захотят».