Очередь за прекрасным

На календаре 15 декабря, в Москве минус 15 градусов по Цельсию, а по всему Лаврушинскому переулку растянулась живая очередь из желающих взглянуть на шедевры из пинакотеки Ватикана, которые впервые привезли в Россию...

Стоять нужно долго (в соцсетях позднее напишут, что ждали доступа к заветному окошку шесть часов). Любители искусства зябнут, кутаются в шубы и пуховики, делают за день месячную выручку ближайшим кафе, но не расходятся. Под конец морозного стояния жажда встречи с Караваджо и Рафаэлем становится такой сильной, что в воротах – на последнем бастионе – начинается серьезная давка. Более продвинутые почитатели живописи ждут у компьютеров старта продаж именных билетов через Интернет. Ровно в 12.00 сайт «Третьяковки» «лег» от количества поступивших заявок и не открывался несколько часов. В кассах тем временем ввели ограничения – не более четырех билетов в одни руки, – а при входе в музей посетителю нужно предъявить документ, удостоверяющий личность.  При этом директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова говорит: «Мы не собираемся бить рекорды, поставленные выставкой Айвазовского». 

Экспозицию, приуроченную к 200-летию со дня рождения Ивана Айвазовского, в «Третьяковке» за 101 день, с 29 июля по 20 ноября, посетили 598 832 человека. Ажиотаж был таким, что в итоге оказался побит поставленный в январе рекорд юбилейной выставки Валентина Серова, полотна которого посмотрели 485 000 человек. А за день до официального закрытия выставки в очереди так накалились страсти, что в результате давки была выломана дверь в ЦДХ на Крымском Валу. В прямом смысле под давлением общественности работу выставки продлили на неделю. У итальянских мастеров есть шанс превзойти русских живописцев: их шедевры будут демонстрировать до 19 февраля. Это логичное продолжение восходящего тренда. 

«Я поражена очередям, которые были на выставках Айвазовского, Рафаэля, видела, насколько шокированы иностранцы таким ажиотажем. С одной стороны, огромное чувство гордости за то, что очередь не за хлебом насущным, с другой стороны, мне кажется, срабатывает феномен «надо сходить», – говорит бизнесмен и коуч Наталья Фадина. – Сама была жертвой этого феномена с выставкой Рафаэля. Было свободное время, очередь небольшая, простояла час, стало жалко уходить, в итоге ожидание вылилось в три часа, а выставка оказалась слабее, чем постоянные экспозиции, на которые нет такого ажиотажа».

Причины небывалой любви к искусству многие видят в политической и социальной реальности. «Возросший интерес к живописи можно объяснить целым рядом причин, в частности, ростом внутрироссийского туризма и потребностью в эмоциональной подпитке в связи с ужесточившимися реалиями», – полагает директор Фонда русского абстрактного искусства Анна Карганова. Вместе с тем, она не считает, что это новый феномен: очереди в музеи появились не сегодня. Когда в Третьяковской галерее проходили выставки Натальи Гончаровой, Константина Коровина и Исаака Левитана, ажиотаж тоже был. «Тренд не в том, что возле музея появились очереди, а в том, что, во-первых, визуальная культура именно сейчас оказалась очень востребована, во-вторых, музеи сделали колоссальный шаг навстречу зрителю в плане создания инфраструктуры, коммуникации со зрителями», – уверена она.

Председатель Фонда поддержки искусств и музейной деятельности «Русские меценаты» Юлия Вербицкая выделяет характерную черту «ажиотажных выставок»: «Очереди выстраиваются не на концептуальное искусство, а на то, что прошло проверку временем и является ценностями вечными и безусловными. Что характерно для нашего, настоящего времени, мы, зрители, общество устали от новаций. Поэтому нам так важно, и особенно, если есть возможность, видеть в оригинале шедевры великих гуманистических школ и эпох – Италии и Германии, Рафаэля и Кранахов. Искусство России – передвижники, авангардисты, национальные школы, то, что оставили нам в наследство Российская империя и СССР, – вызывает интерес всех и каждого. Стало модным говорить и думать о национальных корнях и национальных ценностях». 

Зельфира Трегулова отмечает, что музеи переживают ренессанс по всему миру. «Люди понимают, что на выставке получат свои «часы счастья» – переживание, восторг, которого так сегодня не хватает. Искусство – лучшее лекарство для поддержания стабильности человеческого состояния», – говорит она.

Равнение на Серова

Неожиданно именно культурная сфера сделала поворот к советским реалиям, еще не забытым населением России: там, где очередь, – нужный дефицитный товар. А там, где дефицит, – неизбежны перекупщики. Как отметил Михаил Миндлин, гендиректор Центрального музея древнерусской культуры и искусства им. Андрея Рублева, «если дефицит возникает в области культуры, естественно, на нем тут же автоматически начинают зарабатывать. Я не думаю, что здесь возможны какие-то принципиальные изменения». 

Билеты на Айвазовского можно было купить с трехкратной наценкой. Участвовали в этом бизнесе и сотрудники самой Третьяковской галереи, по словам Зельфиры Трегуловой, они были уволены за это. Одновременно музей также выставил претензию «Мосгоркассе», которая продавала билеты на выставку по 1500 руб. при официальной цене 400 руб. Музею удалось пресечь продажу билетов с более чем трехкратной наценкой. Но в целом, как неоднократно отмечал Владимир Урин, гендиректор Большого театра, страдающего от спекулянтов намного сильнее музеев, «организационная и  правовая форма борьбы с перекупщиками у культурных учреждений утрачена». 

На Рафаэля и Караваджо билеты можно было купить с рук и на сайтах, таких как «Билет-сервис». Цены доходили до 5000–8000 руб. Именно для борьбы со спекулянтами «Третьяковка» впервые ввела практику продажи именных билетов. 

«Мы знаем о существовании этой компании («Билет-сервис». – Прим. «Ко»). Наши юристы уже составили и направили им письмо, чтобы они прекратили свою деятельность», – сообщала пресс-служба Третьяковской галереи.

На выставке Валентина Серова, которая стала мерилом популярности живописи в современной России, Третьяковская галерея заработала около 70 млн руб. однако, как напоминает Юлия Вербицкая, «музеи в соответствии с законодательством РФ являются некоммерческими организациями и бизнесом заниматься не вправе. Да и какой бизнес у музеев? Продавать билеты и открытки? Для музеев Москвы и Санкт-Петербурга – может быть... Но для региональных музеев, таких как, например, Серпуховский историко-художественный музей или Ивановский областной художественный музей? А ведь в них хранятся протрясающие коллекции – по качеству, по именам...» Иными словами, многие музеи в России нуждаются в помощи, и остро. В любой – денежной, информационной. 

«Из музеев, которые сообщали бы о своей самоокупаемости, мне известен только центр «Марс», – говорит Анна Карганова. – Он работает с цифровым искусством и окупается, как там говорят, с продажи билетов. Галереи сейчас стали чаще участвовать в некоммерческих проектах, активнее сотрудничать с музеями. Традиционные подходы к продаже искусства теперь дополняются уверенным освоением интернет-пространства. Благодаря сочетанию новых и традиционных подходов удается справляться с проседанием рынка».
 
Смотреть – не трогать

Распространяется ли возросший интерес к искусству за пределы музейных стен? Как говорят участники рынка, потребность общества «смотреть» не следует путать с потребностью общества «покупать». Частный галерейный бизнес в России по-прежнему борется за выживание. Одна из причин тому – в России не существует 100-процентного способа установить происхождение и подлинность предлагаемой к продаже вещи. «Криминальная хроника за прошлые годы показывает, что любой эксперт имеет право на ошибку. И в случае этой ошибки он не несет никакой ответственности – ни уголовной, ни финансовой (гражданской). Не правда ли, весомый аргумент, чтобы отказаться от приобретения такого «шедевра»?» – подчеркивает Юлия Вербицкая.

Именно поэтому сделки со знаковыми полотнами или скульптурами очень дорогих авторов, в особенности авангардистов (которых в силу особенностей их живописи очень несложно подделать), относятся к высокорисковым. Вдобавок финансовый кризис буквально обрушил цены на русское искусство в мире, поэтому многие галереи были вынуждены закрыться или изменить формат.

Перспективны с финансовой точки зрения, по мнению Юлии Вербицкой, полотна скорее последователей авангардистов, чем их самих. Появилось понятие «художники второго авангарда», они же шестидесятники, они же нонконформисты. Это Оскар Рабин, Владимир Немухин, Дмитрий Плавинский, Анатолий Слепышев. Многие из них живы, либо живы их наследники, таким образом, работы этих мастеров можно купить, не сомневаясь в их подлинности.

Еще одно не менее интересное направление – национальные школы, в особенности Центральной и Средней Азии. Не секрет, что русский авангард просуществовал очень недолго в Москве и Питере и был частично «выслан» или на Запад (Марк Шагал, Василий Кандинский, Хаим Сутин), или в Среднюю Азию – страны бывшего Туркестана: Узбекистан и Таджикистан. Именно эти национальные школы, приютившие авангардистов Александра Волкова, Роберта Фалька, Виктора Уфимцева, унаследовали их навыки, видение, цвета и обогатили все это национальной традицией. Собственно, поэтому они вызывают особый интерес у специалистов. Рост цен на эти полотна начался примерно в 2005–2010 гг. и имеет устойчивую тенденцию к продолжению. 

Анна Карганова, анализируя последние русские торги Sotheby’s в Лондоне, отмечает, что по-прежнему самым дорогим искусством считается авангард. Вслед за ним идут работы признанных советских классиков, таких как Александр Дейнека. В стане нонконформистов внимание покупателей привлекают работы Олега Целкова, Тимура Новикова, который вырос в цене, Владимира Вейсберга. В целом же можно сказать, что самые крупные продажи происходят в сегменте импрессионистов и модернистов. Ноябрьский аукцион Christie’s показал два мировых рекорда, одним из них стала продажа работы Василия Кандинского «Жесткий-гибкий». Она была продана за $23,3 млн – это рекорд для картины кисти русских мастеров.

Оскорблены в лучших чувствах

В галерейном бизнесе существует также высокий риск быть непонятыми посетителями, а то и оскорбить их чувства. Так, в сентябре закрыли выставку «Джок Стерджес. Без смущения» в московском Центре фотографии им. братьев Люмьер. У владельцев галереи, Эдуарда Литвинского и Натальи Григорьевой, на фоне массовой истерии не оставалось другого выхода, как добровольно отказаться от коммерческого проекта. После того как вход в залы перекрыли участники общественной организации «Офицеры России», нашедшие на выставке детскую порнографию и утверждавшие, что такому искусству нет места рядом с Кремлем, выставка американского фотографа была закрыта без всякой экспертизы.

«Практика закрытия художественных выставок по решению правоохранительных органов или в результате переговоров между организаторами давно стала привычной для России», – полагает Владимир Старинский, управляющий партнер коллегии адвокатов «Старинский, Корчаго и партнеры», и вспомнинает о процессе, прошедшем после инцидента на выставке «Осторожно, религия!», скандале вокруг выставки Welcome! Sochi 2014, решении прокуратуры относительно выставки «Тайны инквизиции XVI–XVII вв.» и судьбе выставки «Три дня в октябре». 

Аналогичные скандалы случаются и на Западе. Например, в 2008 г. в Сиднее была закрыта экспозиция фотографий Билла Хенсона, причем полиция провела расследование в отношении художника, посчитав его работы порнографией, а премьер-министр Австралии Кевин Радд назвал выставку возмутительной.

«Действующее законодательство и представления художников о грани дозволенного заметно расходятся: художественные практики, например, часто содержат в себе лингвистические и психологические признаки, традиционно рассматриваемые судебной экспертизой как свидетельство намерений по разжиганию вражды», – говорит Владимир Старинский. Он полагает, что в этих обстоятельствах представителям артбизнеса разумнее либо отказаться от судебных споров, либо заранее проводить правовую экспертизу экспозиций и не допускать демонстрации работ, способных стать поводом для судебного преследования. 

На недавнем совместном заседании Совета по культуре и искусству и Совета по русскому языку президент Владимир Путин, отвечая на вопрос заслуженного артиста России Евгения Миронова о том, почему в России закрываются выставки и запрещаются спектакли, призвал деятелей культуры выработать профессиональные критерии и им следовать. Как в дзюдо.  Кстати, искусстволюбивое российское общество идею цензуры поддерживает. По данным Фонда «Общественное мнение», 46% россиян считают допустимым запрет на книги, фильмы, спектакли, выставки и другие культурные события, если в них поднимаются деликатные или неоднозначные темы. Год назад за цензуру выступали 37% россиян.